Designed and directed by his red right hand.(с)
Название: "Светлячок"
Автор: Red_John
Бета: -
Размер: миди (по форматам ФБ - 6960 слов)
Пейринг/Персонажи: Дирол/Тик Так, Марс/Тик Так
Категория: как ни странно, практически джен
Жанр: драма, в меру ангста, slice of life, юст, хёрт-комфорт
Рейтинг: До R, кажется, не дотягивает, пусть будет PG-13
Краткое содержание: Написано по заявке На-самом-деле-Гость: «Марс/Тик Так|Дирол. Мафия-АУ, Тик Так - заложник Марса. После проигрыша клана Форрест клану Ферреро в какой-то операции Марс срывает злость на Тик Таке, несмотря на просьбы Дирола». + Арт http://savepic.ru/4527501.jpg (примечание: заявка, вроде как, с однострочников, но автор тогда ещё о фесте не был осведомлён))
Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям.
Предупреждения: присуиствует намёк на насилие
читать дальше***
Братья были так похожи между собой.
Таково было первое впечатление, навязанное общей на двоих узнаваемой внешностью. Те же белые, вьющиеся волосы, те же тонкие черты лица, та же открытая, радостная улыбка. Когда они были такими вот улыбающимися, счастливыми, одетыми в простые светлые джинсы и футболки – то в солнечный летний день их было почти не различить. Именно такими они и представали почему-то на немногочисленных совместных фотографиях – по крайней мере, на тех, что относительно легко было отыскать.
Потом более внимательный взгляд подмечал различия. В Рафаэлло, с его любовью к маленьким красным деталям в белоснежных костюмах, чувствовалась скрытая, не выставляемая напоказ внутренняя сила, решительность, удачно упакованная в вежливые манеры, тёплые слова и мягкие улыбки, раздариваемые направо и налево. Людей влекло к нему, это правда – и тем больше влекло, чем сильнее он от них закрывался незримым щитом отчуждённости и безупречности; и что-то такое неизбывно печальное было на дне его красных глаз, что говорило: не стоит подходить к нему слишком близко, потому что его жизнь – совсем не та сладкая конфетка, которой может поначалу показаться. А вот Тик Так, напротив, всё ещё оставался сущим ребёнком в его годы: он был куда более искренним, чем его брат, более непринуждённым и, как следствие, куда более жизнерадостным. В мятного цвета глазах читалось неиссякающее живое любопытство человека, вынужденного проводить жизнь, в основном, внутри больничных стен, а потому стремящегося узнать об окружающем мире как можно больше, хотя бы из чужих рассказов и из книг. В тот же цвет были выкрашены кончики художественно отросших за последнее время волос: этот ребёнок явно намеревался бунтовать против окружающей его извечно больничной белизны.
И только те, кто знали этих двоих достаточно хорошо – а таких было совсем немного, в виду редкой избирательности первого и затворнического образа жизни второго – могли сказать, что первое впечатление схожести было всё-таки верным. Потому как у них обоих – под элегантным изяществом Рафаэлло, равно как и под болезненной измождённостью Тика – имелся какой-то твёрдый внутренний стержень, не позволяющий им сломаться ни при каких обстоятельствах.
И оба они знали всегда куда больше, чем готовы были признать.
Только этим обстоятельством Дирол мог объяснить то спокойствие, с которым Тик сказал ему на следующий же день после того, как оказался в этом доме:
- На самом деле, я ведь заложник, да? И Марс… человек, на которого вы работаете, доктор… он не отпустит меня просто так. Он что-то хочет от моего брата.
Дирол внимательно на него посмотрел поверх очков – и вдруг отчётливо осознал, что скрывать что-то и дальше будет бессмысленно. Видит Бог, лгать этому мальчишке получалось у него всё тяжелее – он и так не слишком хорошо с этой задачей справлялся, надо признать. Он вспомнил ещё, как в начале их знакомства, когда они были всего лишь доктором и проблемным пациентом (а не надзирателем и заключённым), он подумал: не бывает таких наивных людей, парнишка что-то скрывает, он просто не может – не должен! – быть таким легковерным. Тик Так жил в мечтах, в каком-то своём, радужно-светлом мире, где все были добры и честны друг с другом, где мёртвые золотые рыбки не спускались в унитаз, а уплывали обратно в океан, и где каждого в жизни ожидало какое-нибудь приключение, подобно тем, что описывают в книгах: с опасностями, с магическим вмешательством высших сил, с обретением вечной любви и крепкой дружбы в процессе – и, конечно же, со счастливым концом. И лишь затем, прообщавшись с Тиком достаточно долго, Дирол понял, что в действительности в глубине этого радостного существа прятался настоящий Тик Так – тот, который прекрасно осведомлён был об истинном положении вещей в мире реальном, но, тем не менее, всё равно продолжал надеяться на то, что собственной верой в обратное можно всё исправить.
Однако, видимо, и для него наступило время отказаться хотя бы от части своих иллюзий. Госпожа Реальность всегда была довольно жестокой к таким мечтателям.
Дирол промолчал, потому что ответить ему было совершенно нечего. Тик, невесело улыбнувшись – семейная черта, «улыбайся, даже когда тебе плохо, потому что есть люди, которым твои страдания причинят боль» - и дотронувшись до руки доктора сухими, горячими пальцами, зашептал взволнованно:
- Раф впутался во что-то плохое, я знаю… Все эти дела, все эти таинственные ночные исчезновения, все эти опасные люди, которые в последнее время заводят с ним знакомства – он думал, я не замечаю. Он думал, что я, раз постоянно нахожусь в очередной клинике, не буду к нему приглядываться. Но он мой брат! Моя единственная семья!.. И вот я здесь, меня привезли среди ночи и не выпускают, и мистер Марс спрашивал меня о Рафе… не отрицайте ничего, доктор. Я участвую теперь во всём этом, против воли. Я не могу не переживать за него, вы понимаете? Так что – просто скажите, насколько глубоко он увяз. Насколько всё это серьёзно?
Дирол потрогал его лоб: у Тика опять поднималась температура. Нехорошо: небось, опять умудрился простудиться, как будто мало было всех остальных хронических его болячек.
- Так, - сказал он строго, будто бы пропустив всё сказанное мимо ушей. – Поставишь сейчас градусник – и спать, как измеришь. А если выяснится, что ты снова выходил ночью на балкон, я тебе специально куплю персональный ректальный термометр. И буду ставить каждый день, чтоб неповадно было.
Тик Так прикрыл глаза и кивнул, не став добиваться ответа.
***
Иногда Дирол думал, что ему следовало бы пойти в патологоанатомы. Тогда бы ему приходилось бы иметь дело исключительно с трупами – невозмутимыми во всех отношениях ребятами, молчаливыми и неподвижными. Словом, мертвецы в его мечтах были, ни много ни мало, идеальными пациентами: они бы не доставали его жалобами, не закатывали бы истерик при виде шприца, не нагружали бы его лишней работой и не выводили бы из себя своей перманентной глупостью.
И, уж конечно, ни один труп не заставил бы его волноваться за него с таким завидным постоянством, как заставляли некоторые живые.
Дирол всё никак не мог поверить, что всё это действительно случилось именно так, как – он предпочитал себя не обманывать – и должно было случиться: Тик Так стал заложником Форрест и начал, по крайней мере, догадываться о той роли, которая ему и его брату уготована, а сам Дирол, как его лечащий врач (и верный человек клана Форрест, он не уставал напоминать себе об этом с едва уловимой горечью), вызвался за ним присматривать и здесь. А поскольку события развивались, если судить объективно, вполне закономерно, то вполне ожидаемо было и то, что на мальчишку обратит внимание Марс. И каждый раз, когда босс приходил в эту комнату, в которой Тика содержали, каждый раз, когда тот с неизменной ухмылкой щурил на мальчика свои тёмные, насмешливые глаза, когда выдыхал сигаретный дым ему в лицо – каждый раз Дирол чувствовал себя, чёрт побери, в точности как курица-наседка: напряжение сковывало его изнутри целиком, и он невольно следил за каждым жестом шефа. Разумеется, он хорошо понимал, что вздумай Марс причинить «птенцу» вред – и он не сможет его остановить. Не станет: достаточно будет приказа. Да и, в конце концов, зачем бы, думал он временами. Марс был гораздо больше, чем просто работодателем, он был главой Семьи, которой Дирол присягнул в своё время на верность… а Тик Так, в таких обстоятельствах, не должен был быть ничем больше, кроме как вверенным ему пациентом, но каким-то образом даже такая формулировка оставляла Диролу целый ворох конфликтующих друг с другом обязательств.
В общем и в целом, Тик вёл себя образцово. Не пытался сбежать, не дерзил Марсу при его визитах (терпел даже дым, которым очень старался не закашливаться, но, конечно же, тщетно), ел, что дают, и не пытался больше вызнать лишнюю информацию. По-прежнему совершенно искренне улыбался Диролу и всем, кто заглядывал к нему время от времени – особенно зачастили неразлучная парочка лоботрясов Натс и Сникерс: Натс приносил ему книги (правда, больше какие-то сложные, научные, за разъяснением терминов в которой Тику приходилось обращаться к Диролу), а Сникерс – известный ловец удачи, переломов, ссадин и шальных пуль по ногам – рассказывал разнообразные весёлые истории, произошедшие с ним самим или выдуманные. Да, Тик Так был чужаком, более того – он был чужаком со стороны проклятых Ферреро, родным братом одного из самых опасных их противников. И в то же время все здесь понимали, что сам Тик не был виноват абсолютно ни в чём. Рафаэлло до последнего пытался его спрятать от всех этих мафиозных дел, не подозревая даже, что благодаря Диролу разузнать о нём для Форрест не составит ни малейших проблем. Они понимали, что нельзя было предъявлять ему претензии касательно того, о чём он даже не был в курсе – и Дирол был почему-то благодарен им за это понимание.
Только однажды Тик Так решился рискнуть, продемонстрировав этим поступком, что всё-таки не собирается забывать, где и почему находится в данный момент. Наверное, за случившееся его тоже вряд ли можно было винить: Дирол уехал на пару часов в свою частную клинику, разобраться с бумагами, а оставшийся за Тиком присматривать Сникерс бессовестно заснул прямо там, в комнате, развалившись на неудобном стуле. Как Диролу потом рассказывали, произошло следующее: Тик, недолго думая, вытащил торчавший из кармана Сникерса телефон, закрылся в ванной, чтобы его не слышали, и попытался дозвониться до Рафаэлло.
Итог тоже был вполне ожидаем. Когда Дирол вернулся, у его подопечного было сломано три пальца на правой руке – лично Марсом – и темнел кровоподтёк на скуле. Сникерс дулся и мрачно косился на так подставившего его паренька, зная, что без серьёзного выговора это для него не обойдётся. У злосчастного телефона оказался разбит экран – Диролу сказали, при попытке отнять его у внезапно проявившего крайнюю несознательность Тика.
- Ты удивил меня, - сказал ему Дирол тем вечером, внимательно разглядывая его бледное, очень юное лицо. – Неужели нельзя было догадаться, что ничем хорошим это не кончится? Идиот. Ты просто идиот.
Тик Так снова улыбнулся ему – светло, грустно. Зачем-то сжал его ладонь здоровой, незагипсованной рукой, и у доктора от этого доверительного жеста вдруг жесточайше разболелась голова: нет, точно, пора в отпуск. Сразу же, как только найдёт, кому мог бы передать этого несносного пациента.
- У меня почти получилось. Мне только надо было сказать ему, что со мной пока всё хорошо, - ответил тот, ничуть, кажется, не сожалея о содеянном, и добавил, с какой-то такой странной интонацией, от которой мигрень Дирола только усилилась: - Простите. Я не хотел вас разочаровывать.
Больше никто, кроме Дирола, «в гости» к заложнику не приходил – босс запретил. Дружеским посиделкам и рассказам пришёл конец. Когда Дирол вынужден был покидать дом, ему приходилось вкалывать Тику снотворное и запирать дверь комнаты на ключ.
***
- …и там было так здорово, знаете. Не жарко, а тепло, в самый раз, вокруг в лучах солнца летала пыльца, а у меня ещё не было той весной аллергии. Так свободно было дышать. И рядом была река. Мы даже искупались пару раз, хотя вода ещё была прохладная. Раф много смеялся и брызгался. Потом мы отдыхали, лёжа на траве, смотрели в небо… Мне кажется, я с того дня ни разу такого чистого неба не видел.
Рассказывая, Тик Так мечтательно жмурился, восстанавливая картину в памяти, и плавно водил по воздуху своими тонкими руками, словно пытаясь передать жестами то, для чего не хватало слов. Дирол, конечно, делал вид, что вовсе не слушает его – он читал книгу, усевшись в кресле спиной к своему самому давнему пациенту, и никак не комментировал услышанное. Он не считал себя склонным к спонтанным сеансам психотерапии, а потому, по его мнению, вовсе не обязан был интересоваться чьи-либо воспоминаниями о семейном пикнике в детстве. Впрочем, внимательный взгляд мог заметить, что при всей своей демонстративной незаинтересованности доктор уже как минимум час рассеянно пробегал глазами по одной и той же странице, не слишком пытаясь вникнуть в смысл написанного, а в самых уголках его губ, обыкновенно строго поджатых, подрагивала едва уловимая улыбка.
- Это было давно. Ещё когда Рафа не забрали к себе… те люди, - голос Тика вдруг погрустнел. – Я ничего не имею против них, правда. Но он изменился с тех пор. Стал реже навещать меня. Больше умалчивать о важных вещах. Я с самого начала знал, что с ним происходит что-то неладное – но ведь он так ничего и не рассказал мне. И иногда, когда он не приходит особенно долго… знаете, мне кажется, я теряю его. Раф отдалился от меня. Наверное, это было неизбежно.
Тик Так замолк. Дирол нахмурился, по-прежнему глядя исключительно в книгу, и на его лбу, только что разглаженном отголосками чужого тепла, снова залегла привычная складка между бровей. Он всё никак не мог понять, почему Тик даже сейчас продолжает делиться с ним всеми этими откровениями: если раньше, до его похищения, это можно было отнести к обычному доверительному общению пациента и лечащего врача (ну, ладно, допустим, чуть более доверительному, чем Дирол до встречи с Тиком считал необходимым), знакомых друг с другом вот уже несколько долгих лет – то теперь-то, когда любая информация о Рафаэлло могла, теоретически, обернуться как против него, так и против его брата… неужто глупый маленький мечтатель не понимал этого?
А брат этот, впрочем, что-то не слишком-то спешил вызволять пленника. Более того, Ферреро, будто назло, развили в последнее время какую-то активную деятельность, на первый взгляд никак пока с интересами Форрест не пересекающуюся – и то же время как будто показательную, нарочито заметную. Они словно бы кичились своей возможностью в любой момент бросить давним противникам вызов. Дирол намеренно не вникал в подробности, поскольку его все эти межклановые войны никак – он верил – не касались, однако ему хотелось бы думать, что чёртовы Ферреро знают, что делают. О чём он думать не хотел совершенно – так это о том, что случится с Тик Таком, если это зайдёт слишком далеко. Оставит ли его Марс в покое, как гражданского, никакого отношения к этому не имеющего? Очень вряд ли.
«Мне всё равно, - напомнил он себе раздражённо, сердитым рывком перелистывая надоевшую страницу. – Мальчишка только проблем прибавляет. Как будто мне без него заняться нечем – больные и калечные мафиози, больные и калечные гражданские, Сникерс тот же, как отдельная ходячая головная боль, без малого десятерых долбо… индивидуумов стоит. Переполненная реанимация в больнице. Горы неподписанных документов и отчётов в кабинете. Распоясавшиеся интерны, ничего толком не умеющие. Новое оборудование, которое постоянно ломается! Мне, чёрт возьми, совершенно некогда ещё и за этим дураком ухаживать! Я не профессиональная сиделка, в конце концов.»
В этот момент Тик зашёлся приступом сухого кашля, и Дирол, утеряв нить размышлений, обеспокоенно обернулся, хмурясь ещё больше.
- Ну, приехали! – проворчал он, вставая из-за стола. – Что это ещё такое? Я говорил тебе балкон не открывать? Говорил. И чай говорил пить горячий, а не остывший. У тебя опять иммунитет в это время года ни к чёрту, знаешь же, так чего усугубляешь, безголовое ты существо?
Тик Так тихо рассмеялся в ответ – и снова закашлялся. Сквозь неплотно задёрнутые шторы в комнату лился солнечный свет, и Тик, обыкновенно белый весь, как лабораторная мышь, оказался в это мгновение так ярко подсвечен золотом, что Диролу, поймавшему себя на странном оцепенении, ничего не оставалось, кроме как прекратить ворчать и пойти к дальнему шкафчику за микстурой.
Затем взгляд доктора случайно упал на загипсованные пальцы на руке паренька – и Дирол сильно, неожиданно для самого себя, вздрогнул всем телом.
***
Гроза пришла, как водится, с подветренной стороны – со стороны всё тех же Ферреро.
Дирол не знал деталей операции, проводимой Форрест – что-то связанное с зачисткой одного наркопритона, находящегося на спорной территории, которую по очереди, с переменным успехом, захватывали оба клана. Он, конечно, заранее готовился принимать раненых, но, вообще-то, предполагал, что в операции не должно быть ничего особенно сложного, поскольку в интересах всех вовлечённых сторон было просто дать Форрест разобраться с этим на свой манер и не поджигать фитиль войны, и так опасно тлевший в последнее время.
Ферреро, ничтоже сумняшеся, всё равно его подожгли.
Даже из дальнего крыла огромного особняка, в котором находилась комната Тика (и, как следствие, новый временный филиал докторского кабинета), было хорошо слышно, как громко взвизгнули по асфальту колёса вернувшихся с операции машин. Дирол как раз заполнял за столом привезённые из клиники бумаги, когда дверь в комнату вдруг распахнулась с такой силой, что с грохотом ударилась об стену.
На пороге стоял Марс, и он был, по всей видимости, очень, очень зол. Он посмотрел на приподнявшегося в кровати при его появлении Тика так яростно, словно это он был виноват во всех его бедах. Дирол оторвался от просмотра очередного отчёта от своего заместителя и вопросительно глянул на босса.
- Ферреро вмешались и всё сорвали. Кит Кат убит – напоролся на Гарден. Линдт тяжело ранена, - Марс негигиенично сплюнул на пол и повернулся к доктору. – Сучий Рафаэлло выстрелил в неё четыре раза подряд, а на выходе ещё задел по касательной Пикника.
Дирол резко поднялся, краем сознания отметив, что и без того не блещущий здоровым румянцем Тик Так мёртвенно побледнел при упоминании имени брата.
- Твоя помощь пока не понадобится, - продолжил Марс, вытаскивая из зубов зажжённую сигарету. – Рядом была больница, а везти их обоих в таком состоянии было опасно. Я хочу, чтобы ты посмотрел их позже, когда местные хирурги их подлатают по минимуму.
И тут, видимо, ещё одна наследственная черта внезапно проснулась в Тике. Он приподнялся на локтях повыше, вздёрнув подбородок, и, твёрдо глядя Марсу в глаза, произнёс:
- Раф бы такого не сделал.
Насколько сильно этот несмышлёныш мог идеализировать образ своего брата? Нехорошее, физически ощутимое внимание главы клана Форрест, похожее на плотное облако никотина, сосредоточилось на подростке.
- Неужели? Стало быть, мои старые больные глаза меня совсем подводят, и чёртов пистолет держал не белобрысый красноглазый ублюдок, похожий на тебя, задохлик, как две капли воды? Ты это хочешь сказать?
Тон Марса был едким, притворно-спокойным – любому было бы ясно, что капкан вот-вот захлопнется. Тик Так упрямо сжал в линию обветренные тонкие губы.
«Молчи, - подумал Дирол, стараясь не поддаться угнетающему предчувствию плохого. – Только молчи, дурак.»
- Мне нужно сделать Тику укол, - начал он, вроде как намекая, чтобы Марс оставил их одних.
Но Тик Так всё ещё оставался в душе ребёнком, так и не успевшим вырасти за жизнь в четырёх стенах. Ребёнком, который втайне мечтал о приключениях, о справедливости, о мире во всём мире; ребёнком, который верил в благородных пиратов и волшебных существ – и более чем безоговорочно верил в единственного близкого ему человека, заботившегося о нём с самого детства. В конце концов, кроме этой веры, у него больше ничего не было: ни здоровья, ни возможности учиться как следует, ни нормальной жизни – ни даже свободы, теперь-то.
- Да. Я именно это хочу сказать, - он выпрямился, взволнованно комкая пальцами одеяло, и не отвёл взгляда. – Вы ошиблись. Это не мог быть Раф. Он бы никогда не причинил никому вреда.
Глаза Марса угрожающе сузились, полыхнув тёмным огнём, и Дирол, чувствуя, как по позвоночнику его пробежал цепкий холодок, увидел, как ухмылка босса приобрела отчётливый оттенок предвкушения: очевидно, Марс искал, где бы выплеснуть гнев, вызванный этой неудачей – и Тик Так, где-то подхвативший, помимо простуды (и проклятых переломанных пальцев), спонтанное безумие, по-видимому, только что подал ему блестящую идею. Когда босс пребывал в подобном настроении, себе дороже было вставать у него на пути, Дирол знал.
Знал – но всё равно встал, заслоняя Тика собой. Он сделал бы это для любого, поскольку врач, по его глубокой убеждённости, обязан был нести за своих пациентов, пока они не выпишутся, ответственность куда как большую, чем те несли за себя сами.
Курица-наседка… ну, ладно. Пусть будет так.
- Марс, - позвал он тихо и напряжённо.
- Выйди ненадолго, будь любезен.
Выражение лица того стало откровенно пугающим. Что-то такое… чрезмерно заинтересованное проявилось в этом лице. Как будто крупный, матёрый волк приметил дрожащего в кустах сбежавшего домашнего кролика. Дирол шагнул вперёд.
- Марс, - повторил он настойчивее. – Не делай ничего необдуманного. Он наш залог, разве нет?
И Марс посмотрел на него сверху вниз, сверкнув снисходительной белозубой усмешкой – так смотрел бы упомянутый волк на тявкнувшую у его ног собачонку размером меньше его раза в четыре.
- Ко всем чертям залог. С сучьих Ферреро должок перед нами. И клянусь, что уж один из них отдаст этот должок сполна. Благодаря своему маленькому милому братишке, - он придвинулся к доктору вплотную, расправив плечи, сощурился ещё немного, и в голосе его неумолимо зазвенело железо: - А вас, доктор, я думаю, ждут сейчас какие-нибудь неотложные дела. Снаружи этой комнаты. Всё ясно?
Некоторое время они – Тик, как ни удивительно, додумался-таки замолчать – безмолвно сражались взглядами. Дирол думал о том, что мог бы надавить, что такого квалифицированного врача, как он – ложной скромностью он не страдал – Форрест придётся искать очень и очень долго, если они захотят с ним поссориться. Он был в своём праве, он знал это: это его подопечный находился у него за спиной, это его территория начиналась в этом помещении, пропахшем лекарствами и антисептиком, и это его прямой обязанностью было защищать и территорию, и подопечного этого.
А ещё он думал, чем это может обернуться в случае с Марсом, который проблемы свои решал всегда очень просто. Уж ему-то никогда не понадобится совершать четыре выстрела – достаточно будет одного. На каждого из них.
Так что… Дирол отступил.
Презирая себя за малодушие, но – отступил. Быстрым шагом вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь и так и не оглянувшись на Тика.
Улица встретила его сыростью сгущающихся осенних сумерек. Дирол долго дышал прохладным воздухом, засунув руки в карманы накинутого наспех пальто – и не знал, чем бы себя таким занять, только чтобы не вариться в котле из собственных нерадостных мыслей о том, что может происходить в покинутой им комнате.
«Вот сейчас бы как раз закурить, - он рассеянно пошарил по карманам пальто в поисках чего-либо, что могло бы помочь ему скоротать время. – Или напиться. Да, было бы, пожалуй, в самый раз… если бы я не был врачом до мозга костей и не считал это напрасной тратой ресурсов организма. Мда. Мне нужно поработать.»
Но для осуществления этого намерения необходимо было либо вернуться в дом, либо покинуть его и поехать в клинику; Дирол не мог себе позволить ни того, ни другого. Перспектива вернуться смутно порождала в его воображении возможность услышать крики Тика – если тот кричал – и он был предельно уверен, что не смог бы этого вынести. Однако и отдаляться от дома на достаточное расстояние ему не хотелось: ноги его, обретшие вдруг собственную волю, просто отказывались повиноваться и покидать территорию особняка. Потому что, если он вдруг понадобится, а его не будет рядом…
Проклятье. Никогда он ещё не ощущал себя таким бесполезным, даже когда пациенты умирали у него на руках. Тогда он, по крайней мере, мог говорить себе, что сделал всё, что было в его силах. А теперь…
Он успел обойти весь немаленький особняк уже несколько раз (к заветному западному крылу предусмотрительно не приближался), обзвонить по второму кругу всех дежурных в клинике, чтобы быть в курсе дел, договориться с одним знакомым из службы перевозки для доставки некоторого оборудования в клинику и разгадать кроссворд в вытащенной из почтового ящика возле ворот газете, когда снова увидел Марса. Тот стоял у входа в то самое западное крыло и задумчиво курил, прислонившись к косяку. Дирол по привычке нацепил очки, чтобы видеть лицо собеседника, а не только его расплывчатые очертания – и тут же пожалел об этом, потому что заметил у Марса на щеке глубокие царапины, явно оставленные чьими-то ногтями.
Понятное дело, чьими.
- Я не убил его, - сказал Марс спокойно, когда Дирол приблизился. – И даже не покалечил… сильно. Во всяком случае, старался больше не ломать кости.
Дирол ничего не ответил. Руки его, так и спрятанные в карманах, то сжимались в кулаки, то разжимались в бессилии, будто бы сами собой. Нехороший симптом.
- И мне кажется, - Март затушил сигарету пальцем и вновь очень внимательно на него посмотрел. – Что кое-кто тут слишком привязался к нашему одомашненному Ферреро.
- Он не один из них.
Марс улыбнулся и пропустил его внутрь, посторонившись.
- Разумеется. Надеюсь, ты сумеешь повторить это, когда он перережет тебе глотку твоим же скальпелем, док, - донеслось ему вслед.
Тик Так лежал, закутавшись в одеяло до самых глаз и отвернувшись к стене. На одеяле можно было различить едва заметные брызги крови – на полу их было больше. Разметавшиеся по подушке светлые волосы Тика, всё ещё сохранившие след бунтарской зелёной окраски на концах, полностью закрывали его лицо. Это было не по правилам, но Дирол, отвернувшись к столу, всё равно спросил:
- Обезболивающее?
- Да, - голос Тика был хриплым, еле слышным. – Если можно.
Дирол молча вскрыл новую упаковку мощного анальгетика из аптечки, налил в стакан воды из графина и вручил всё требуемое Тику, осторожно прикоснувшись к его плечу. На туго обтянутом кожей запястье, показавшемся из-под одеяла, темнели совсем свежие синяки, оставленные чьими-то грубыми, чересчур сильными пальцами. Такие же синяки обнаружились на подбородке и на белой шее паренька. Губы его были сплошь испачканы багряным и окрасили в тот же цвет воду в стакане. Правая скула, пострадавшая ещё при памятном инциденте с телефоном, обзавелась дополнительными ссадинами. Дирол вздохнул. Ему нестерпимо хотелось отложить неприятную часть как можно дальше, однако это было чревато последствиями, и ему пришлось сказать:
- Я должен осмотреть тебя.
- Хорошо.
Тик Так послушно разделся. И под одеялом, разумеется, всё было гораздо хуже. Сине-фиолетовый узор разбегался по всему дистрофичному телу почти равномерно – за исключением правого бока и бёдер, где концентрировался особенно заметно: одно ребро на ощупь было, вроде как, не сломано – но Дирол подозревал появившуюся в нём трещину, хотя без рентгена сказать было сложно. Дышал Тик, во всяком случае, с явным усилием. Марс, может, и старался – да что толку, когда кости этого болезного крошиться могут так же легко, как сахарное печенье. Помимо синяков, присутствовали многочисленные царапины, а на шее и плечах, кроме того, остывали точечные ожоги, будто оставленные зажжённой сигаретой.
Пока Дирол обрабатывал, как мог, все видимые повреждения, оба молчали. Мигрень, словно только этого и ждавшая, вернулась к доктору во всей своей красочности: имелся и ещё вопрос, который он обязан был задать – и никак, против всякого обыкновения, не мог решиться, хотя никогда раньше не страдал ничем подобным; да и Тик Так не рвался ему помочь в этом, несмотря на то, что обычно сам рассказывал всё необходимое.
- Внутренние повреждения? – наконец осведомился Дирол, внешне безразличный.
Тик отвёл взгляд. Дирол посмотрел, с каким явным дискомфортом тому даётся относительно сидячее положение в кровати во время обработки ран – и сжал зубы. Он не хотел строить никаких догадок на этот счёт. Просто не хотел – только никто его не спрашивал.
- Тик.
- Да… есть. Я думаю, есть. Я не знаю.
Никто его не спрашивал: догадки строились сами, по своей воле, ускоренно эволюционировали и превращались в выводы.
- Он бил тебя.
- Да.
Дирол помедлил. Формулировки следовало подбирать осторожно.
- И… не только. Кое-что, помимо рукоприкладства и ожогов. Я прав?
Тик посмотрел на него. Помедлил тоже – и ответил, хотя Дирол и так достаточно прочитал в его глазах:
- …да.
Они помолчали ещё немного. Тик Так осторожно откинулся головой на подушку, глядя исключительно в потолок, а у Дирола перед мысленным взором без единого звука рушилась какая-то маленькая, но безусловно важная часть установившегося мироздания. Он наблюдал за этим отстранённо, безучастно, как наблюдают порой крушение догорающего на пожаре старого дома: и сделать уже ничего нельзя, и стены всё равно были ветхими, и крыша протекала, да и вообще не надо было зажигать в этакой развалине свечи – однако приходит ясное осознание, что жить теперь, в общем, совершенно негде.
- Он снимал меня на камеру в телефоне, - вновь подал голос Тик. – Я боюсь, что он… отошлёт фотографии Рафу. Тогда не избежать беды…
Дирол встал, собираясь взять в столе резиновые перчатки и продолжить осмотр. Вернее, намеревался встать – но тут цепкие маленькие пальцы уцепились за его халат и потянули его на себя, и Диролу пришлось наклониться к Тику ближе.
- Что…
Сухие и тёплые губы прижались на мгновение к его щеке. Надо сказать, мгновение это показалось для Дирола очень, очень долгим.
- Дирол… - Тик предпринял невозможную в его положении, однако на удивление успешную попытку ободряюще улыбнуться. – Не переживай за меня так сильно, пожалуйста. Я… буду в порядке. Честное слово. Я не фарфоровый и не хрустальный, чтобы разбиться от… - улыбка его едва уловимо дрогнула. - …неосторожного обращения. Я буду в порядке, я обещаю тебе.
Впервые за все эти годы знакомства он назвал его по имени и избавился от дистанционно-вежливого «вы» в обращении. Старый дом догорел и обвалился внутрь себя, а жизнь тем временем не стояла на месте и всё усложнялась, закручиваясь в какие-то совсем уж непонятные спирали.
- Я останусь на ночь, - сказа Дирол уже позже, закончив со всеми необходимыми процедурами. – Почитать тебе?
- Почитай, - согласился Тик, протягивая ему потрёпанную толстую книгу.
Это была книга сказок, привезённая им ещё из дома. Самая любимая, едва ли не заученная наизусть книга, в которой он, наверное, черпал какие-то внутренние силы.
***
С неделю после этого Дирол спал мало и беспокойно, урывками, схватывая кошмары и не дающую нормального отдыха липкую дрёму. На седьмую ночь, так же безрезультатно проворочавшись несколько часов в кровати, он некоторое время размышлял, выпить ли ещё немного валерианы для успокоения нервов или по сложившейся за годы привычке использовать образовавшееся свободное время для работы – и выбрал, конечно же, второе. Вследствие чего поехал в особняк, надеясь тихо забрать из своего «кабинета» кое-какие бумаги и уехать, никого не разбудив.
Будить и не понадобилось: из-под двери Тика, единственной во всём доме, пробивался слабый свет, принадлежащий, как оказалось, включенному телевизору. Обитатель комнаты балансировал на одной ноге, стоя на полу, и пытался, по всей видимости, сделать «ласточку».
- Ну, и что ты, по-твоему, делаешь, горе луковое? – Дирол сердито нахмурился, прикрыв за собой дверь, и строго скрестил на груди руки. – Тебе перечислить ещё раз все твои травмы, при которых тебе прописан постельный режим и здоровый сон? Марш в кровать.
Тик Так встал прямо – и тут же согнулся, обхватив рукой бок: трещина в ребре и впрямь имела место быть.
- Мне почти всегда прописан постельный режим, - Тик улыбнулся, отдышался и распрямился снова. – Я так всю жизнь проведу лёжа, а мне бы этого не хотелось. Прости… не спалось. Плохие сны, - он будто бы оправдывался. – И я решил заняться йогой, как раз поймал пару дней назад нужный канал на кабельном. Я читал, что йога – это отличный способ восстанавливать здоровье.
Со стороны телевизора действительно слышалось бормотание в духе «…а сейчас примите позу получерепахи и очистите свой разум». Дирол закатил глаза.
- С треснутым ребром не занимаются йогой. Не превращайся в ещё одного Сникерса, который встаёт на свой скейт, не зарастив ещё свежий перелом.
- У меня нет перелома, а с трещиной заниматься можно. Я уже научился правильно дышать и контролировать энергию тела. И мне правда уже лучше, смотри!
Под скептическим взглядом доктора Тик сделал глубокий вдох и попытался повторить за дамочкой на экране позу той самой получерепахи.
И, разумеется, едва не упал, потеряв зыбкое равновесие.
Дирол подхватил его и осторожно поставил на ноги. Это всё-таки было определённо выше его понимания – то, что творилось в голове у этого чудака. Подумать только, йога! В плену у настоящей мафии, у врагов его брата, один из которых совсем недавно – мысль Дирола привычно споткнулась на формулировке – причинил ему немалый физический и моральный вред, Тик Так всё ещё немыслимым образом вёл себя так, будто с ним не происходило ничего из ряда вон выходящего!..
Думая об этом, Дирол пропустил момент, когда лицо Тика внезапно оказалось слишком близко к его собственному. Он мог разглядеть все мельчайшие ссадины на его щеке, все микроскопические трещинки на приоткрытых губах и все до единой белые ресницы.
- Ты должен больше беречь себя, - упрекнул он его, мельком удивляясь про себя, почему же абсолютно не возникает рефлекторного желания отодвинуться подальше от наглого нарушителя личного пространства, в другое время и с другими людьми Диролом ревностно оберегаемого.
Тик Так кивнул, глядя ему в глаза и всё ещё улыбаясь. Он совсем не походил сейчас на чьего-либо заложника. Его взгляд был таким… внимательным. В уютной тишине, прерываемой звуками демонстрации очередной дыхательной техники на экране, Тик медленно поднял руку и мягко надавил на лоб доктора указательным пальцем, разглаживая глубокую вертикальную морщинку от чрезмерной ответственности.
- И что ты творишь? – Дирол спросил это, но так и не отстранился, аккуратно поддерживая его под лопатки.
- Пластическая хирургия подручными средствами, доктор. Делаем близких людей счастливее, вот девиз нашей компании. Вам не нравится?
Дирол хотел бы проворчать, что – нет, ему не нравится, это глупо и бессмысленно, однако разум его невовремя зацепился за сочетание «близких людей» - и не смог выдать ничего связного.
И в этот момент, наполненный до краёв неловкостью, недосказанными словами и недосовершёнными действиями, в коридоре послышались тяжёлые, уверенные шаги. Дирол отпрянул от Тика так резко, что едва его не уронил, и в смятении отвернулся к своему столу.
Ночным гостем, естественно, снова был Марс. Никого другого в этот час ждать не приходилось. На лице его клубилось в полумраке какое-то странное, хищное торжество – и когда он шагнул в направлении застывшего посреди комнаты Тика, тот едва ли осознанно отшатнулся, сглотнув. Дирол мигом напрягся.
- Марс, если ты снова пришёл развлекаться за счёт моего пациента, я вынужден настаивать, чтобы ты… - начал он, но его перебили.
- Рафаэлло мёртв.
И Дирол, и Тик Так синхронно замерли. Слова обрушились на них, как лавина в горах, и на несколько секунд погребли их под собой. Тик очнулся первым:
- Что?
Прежде, чем Тик успел испугаться как следует или спрятаться за Дирола, Марс одним слитным движением сократил всё расстояние между ними и схватил его за руку, что-то насильно в неё вложив.
Это была узкая красная лента, мокрая от пропитавшей её крови. На концах ленты была золотом вышита фигурная «R». Тик Так узнал бы её из тысячи похожих – ему самому доводилось вдевать эту самую ленту в дизайнерский белый воротник брата.
- Нет… - прошептал он хрипло.
Марс сдавил его руку сильнее. Его взгляд был совершенно непроницаемым.
- Да. Твой братец хотел обменять тебя на кого-то из наших. Только вот старина Ронд, похоже, финт не одобрил, и братишка твой был совсем один. Он, только представь, в одиночку ворвался в наш усиленно охраняемый частный госпиталь и попытался захватить пребывающую там по его вине Линдт. Смекаешь, к чему я веду, задохлик? Он был один, и он растерял всю свою дипломатичность. И весь свой стратегический талант – так хотел получить тебя обратно после тех весёлых картинок, которые я ему отправил неделю назад. У него не было ни шанса. Мы поймали его. И взыскали всё, с него и его семейки причитающееся. Вот как всё было: мы засунули его в машину и отвезли в лес за городом. Отобрали оружие. Превратили его тело в ходячее и бегающее решето пулями, как он превратил в решето Линдт. И как следует разукрасили его смазливую мордашку. Ему ведь так идёт красное, твоему брату, да? О, ещё как! А затем мы заставили сучёныша потанцевать для нас хорошенько, гоняя его по бездорожью. И что ты думаешь? Догнали таки. И поиграли с ним ещё немного. А потом бросили умирать там. Вроде как, дали шанс, понимаешь? Не думаю, правда, что он им воспользуется – так что можешь начинать носить траур.
Марс говорил всё это ровным, невозмутимым голосом, и за время его речи Тик не издал ни звука. Лента оставляла на его ладони кровавые отпечатки. Дирол снял очки и, положив их на столешницу, устало потёр переносицу – в серьёзности Марса сейчас сомневаться, увы, не приходилось: вряд ли тот стал бы придумывать нечто подобное для того лишь, чтобы напугать бедного Тика. Да и эта лента… Словом, ситуация развивалась по одному из наихудших своих сценариев, которые только можно было вообразить.
- Перед тем, как отключиться, - Марс наклонился к молчащему Тику. – Он назвал твоё имя. Беспокоился, видишь ли, о своём непутёвом младшем братишке. Боялся, что нехорошие Форрест будут и дальше тебя обижать. Очень трогательно.
Тик Так был бледен, как погребальный саван. Глаза его сделались абсолютно пустыми, лишёнными всяческих эмоций.
- Что вы от меня хотите? – спросил он так тихо, что расслышать его было почти невозможно. – Зачем… зачем рассказываете мне это? Это неправда…
Вдруг словно бы некий таинственный демон покинул лидера Форрест: черты его лица самую малость смягчились, из взгляда исчезла эта пугающая хладнокровная жестокость. Он стал выглядеть не менее уставшим, чем доктор. И отпустил руку Тика.
- Что я хочу? – он пожал плечами. – Ничего, собственно. Твой брат был сам виноват, что полез на рожон без поддержки и без подготовки. Если бы он счёл за труд придумать план получше – кто знает, возможно, нам всем удалось бы обойтись минимумом жертв в этой истории. Тебя бы, сопляк, просто вернули бы рано или поздно домой, целого и практически невредимого. Только, может, слегка помятого, - Марс коротко хмыкнул. – Но – он сделал свой выбор. Как и все мы. И теперь он, должно быть, уже отправился к предкам, в глухом грязном лесу, в одиночестве и по колено в собственной крови. А ты, - Марс подцепил двумя пальцами подбородок подростка. – Ты останешься жить. И помнить об этом уроке, чтобы не совершать подобных ошибок. Остальные Ферреро позаботятся о тебе, можешь быть уверен. Мне же ты больше не нужен: твоя роль сыграна.
С этими словами Марс хмыкнул ещё раз и вышел из комнаты. Ни Дирол, Ни Тик Так не шевелились до тех пор, пока шаги Марса не затихли окончательно где-то далеко в южном крыле. Телевизор продолжал бормотать об асанах и чакрах, но его уже никто не слушал.
Наконец Тик повернулся к доктору, всё ещё безотчётно сжимая красную ленту в руке.
- Это неправда, - проговорил он твёрдо.
Дирол промолчал, нервно протирая очки платком.
- Это неправда… Дирол, это же неправда, да?
Он малодушно промолчал снова.
- Дирол?.. Он ведь соврал мне? Это просто не может правдой. Ни при каких условиях. Не может… я прав ведь?
У Дирола немедленно сжало удушьем горло. Сколько раз ему приходилось раньше вот так сообщать о смерти пациента его родственникам – он был уверен, что ничья больше смерть не затронет его, поскольку за годы практики все профессионалы врачебного дела постепенно учились воспринимать смерть в качестве естественной, неотъемлемой части человеческого существования. Но сейчас… сейчас ему по-настоящему больно было смотреть в глаза Тика, в которых гасла, мучительно агонизируя, надежда. Без этой надежды, поддерживавшей его по жизни и горевшей для него лучиком света среди любой окружающей темноты, у Тик Така не оставалось больше ничего спасительного.
Без надежды этот мир был страшным, мрачным и не в меру жестоким местом.
- Дирол…
Он оказался рядом как раз вовремя: у Тика подогнулись колени, и он обязательно упал бы, не поймай его снова твёрдые руки доктора.
- Это неправда! - повторил Тик в последний раз, всхлипнув.
И громко, отчаянно заплакал от горя и бессилия, захлёбываясь слезами. Он вдруг осознал, что остался в этом недружелюбном мире совсем один.
***
«Не один, - подумал Дирол яростно. – Чёрт меня побери, он не один. Больше нет.»
С визита Марса прошло всего полчаса: Дирол вколол Тику снотворное, потому что заснуть самостоятельно тому сегодня явно не светило, выждал немного, чтобы убедиться, что Марс не вернётся. Потом вышел из комнаты, заперев её на ключ снаружи – ключ он предусмотрительно забрал с собой – и направился в гараж, где смиренно ожидал его синий седан с полным баком бензина, только сегодня днём заправленного. Сел за руль и выехал с территории особняка, предварительно захватив кое-какие вещи.
У него всё ещё слишком живо стояло перед глазами лицо Тика – раскрасневшееся от слёз, полное беспомощности и немой мольбы. Дирол, почти не осознавая, что делает, поцеловал его в лоб, не в силах утешить как-то иначе, и только потом понял, что этим невольным жестом дал ему, возможно, какое-то обещание, вряд ли исполнимое. Ему не следовало бы брать на себя ещё больше обязательств, чем он уже взял, определив Тика себе в подопечные – не следовало бы, это правда.
Но он взял: просто потому, что не мог иначе.
«Кое-какие вещи», прихваченные им из особняка, содержали в частности: походную аптечку, в которую были добавлены некоторые необязательные в другом случае инструменты и лекарства, телефон с GPS-навигатором, целый моток бинтов, мощный переносной фонарь и – на всякий случай, мало ли, кто встретится на пути – пистолет. Ехал он быстро, несмотря на таящуюся в темноте ночи опасность кого-то сбить и несмотря на видеорегистраторы, фиксирующие его первое за всю жизнь невиданное превышение скорости. Даже красный свет на светофорах, обыкновенно доктором бескомпромиссно уважаемый и соблюдаемый, в эту ночь не имел для него значения: всё равно в этот час даже в городе дороги были пусты, не говоря уж о трассе за городской чертой.
Лес был, конечно, большим, однако Дирол вращался в кругах Форрест достаточно долго, чтобы знать о любимых местечках клана для подобных развлечений. Они были людьми привычки, и сейчас это обстоятельство как никогда могло пригодиться. К тому же, доктор рассуждал так: если Рафаэлло не дурак, он попытается выбраться поближе к шоссе, и тогда заметить его будет не так уж трудно.
Кто-то, пожалуй, мог бы назвать это предательством – то, что Дирол собирался сделать. Сам Дирол точно мог бы назвать этот поступок именно так. Он не имел права делать это, если судить объективно: Форрест дали ему в жизни слишком многое, чтобы вот так запросто помогать их врагу.
Но Тик Так – ужасный, несносный, глупый Тик Так – верил в людей. Верил так сильно, что вера эта каким-то непостижимым образом стремилась материализоваться и воплотиться в реальность; Дирол всё ещё не понимал её природы, но заряжался ею, сам того не желая, и отчего-то ему, в его-то годы, с его устоявшимися взглядами на мир и на людей, всё равно хотелось стать этой веры достойным. Хотелось быть тем, кто может оправдать её, раз уж никто другой, как выяснилось, этого сделать не мог.
«Будь жив, Ферреро, - впервые Дирол смутно пожалел, что не обладает даром транслировать свои мысли другим людям. – Будь жив, когда я доберусь до тебя, заигравшийся в мафию сукин сын. Твой брат ждёт тебя, слышишь? И ты должен, слышишь, Ферреро, ты должен позволить ему дождаться. Я не буду говорить, что вытащу тебя даже из Ада – но скажу лишь, что Ад и любое другое место, куда ты намерен отправиться после смерти, покажется тебе расслабляющим курортом в сравнении с тем, что я тебе устрою, если ты снова заставишь своего брата плакать, даже если ты уже будешь в могиле. Так что дождись меня. Тебе нужно только продержаться до моего приезда, Ферреро. Давай, прояви своё знаменитое семейное упрямство. Докажи, что ты стоишь того, чтобы Тик Так тебя ждал. Будь жив. Больше от тебя ничего не требуется.»
Он не знал, сколько времени уйдёт на поиски Рафаэлло, даже если зона поиска была примерно известна. Не знал, что будет делать, если Рафаэлло решит умереть прямо во время операции – или если он уже мёртв, и в лесу обнаружится лишь его труп. Не знал, что скажет Тику, если не сможет выполнить задуманное. Не знал, где достанет кровь среди ночи, если потребуется переливание. Не знал, как поступит, если обнаружится, что Форрест следили за ним. Не знал, как объяснит всё Марсу и как вообще сможет спрятать обоих братьев от всевидящего ока мафии – или хотя бы одного из них, потому что заботу о Тике он оставшимся Ферреро доверять в любом случае не собирался: они уже «позаботились» о Рафаэлло, и что из этого вышло?
В общем, Дирол не имел ни малейшего понятия, как будет из всего этого выкручиваться, чем бы ни закончилась эта внезапная ночная поездка. Он знал только, что больше не посможет смотреть Тику в глаза, если хотя бы не попытается исправить то, что натворили члены его так называемой Семьи.
Во мраке ночи, среди проносящихся мимо чёрных домов и деревьев, Дирол думал о маяке, освещающем путь заблудшим кораблям. Думал о цветочной пыльце, парящей в солнечных лучах, о весенней траве, о чужой улыбке, исполненной надежды. Думал о поцелуе, от которого, казалось, щека до сих пор отдавала нездешним теплом.
Думал – и жал на газ, ускоряясь. Ему срочно требовалось чудо.
Автор: Red_John
Бета: -
Размер: миди (по форматам ФБ - 6960 слов)
Пейринг/Персонажи: Дирол/Тик Так, Марс/Тик Так
Категория: как ни странно, практически джен
Жанр: драма, в меру ангста, slice of life, юст, хёрт-комфорт
Рейтинг: До R, кажется, не дотягивает, пусть будет PG-13
Краткое содержание: Написано по заявке На-самом-деле-Гость: «Марс/Тик Так|Дирол. Мафия-АУ, Тик Так - заложник Марса. После проигрыша клана Форрест клану Ферреро в какой-то операции Марс срывает злость на Тик Таке, несмотря на просьбы Дирола». + Арт http://savepic.ru/4527501.jpg (примечание: заявка, вроде как, с однострочников, но автор тогда ещё о фесте не был осведомлён))
Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям.
Предупреждения: присуиствует намёк на насилие
читать дальше***
Братья были так похожи между собой.
Таково было первое впечатление, навязанное общей на двоих узнаваемой внешностью. Те же белые, вьющиеся волосы, те же тонкие черты лица, та же открытая, радостная улыбка. Когда они были такими вот улыбающимися, счастливыми, одетыми в простые светлые джинсы и футболки – то в солнечный летний день их было почти не различить. Именно такими они и представали почему-то на немногочисленных совместных фотографиях – по крайней мере, на тех, что относительно легко было отыскать.
Потом более внимательный взгляд подмечал различия. В Рафаэлло, с его любовью к маленьким красным деталям в белоснежных костюмах, чувствовалась скрытая, не выставляемая напоказ внутренняя сила, решительность, удачно упакованная в вежливые манеры, тёплые слова и мягкие улыбки, раздариваемые направо и налево. Людей влекло к нему, это правда – и тем больше влекло, чем сильнее он от них закрывался незримым щитом отчуждённости и безупречности; и что-то такое неизбывно печальное было на дне его красных глаз, что говорило: не стоит подходить к нему слишком близко, потому что его жизнь – совсем не та сладкая конфетка, которой может поначалу показаться. А вот Тик Так, напротив, всё ещё оставался сущим ребёнком в его годы: он был куда более искренним, чем его брат, более непринуждённым и, как следствие, куда более жизнерадостным. В мятного цвета глазах читалось неиссякающее живое любопытство человека, вынужденного проводить жизнь, в основном, внутри больничных стен, а потому стремящегося узнать об окружающем мире как можно больше, хотя бы из чужих рассказов и из книг. В тот же цвет были выкрашены кончики художественно отросших за последнее время волос: этот ребёнок явно намеревался бунтовать против окружающей его извечно больничной белизны.
И только те, кто знали этих двоих достаточно хорошо – а таких было совсем немного, в виду редкой избирательности первого и затворнического образа жизни второго – могли сказать, что первое впечатление схожести было всё-таки верным. Потому как у них обоих – под элегантным изяществом Рафаэлло, равно как и под болезненной измождённостью Тика – имелся какой-то твёрдый внутренний стержень, не позволяющий им сломаться ни при каких обстоятельствах.
И оба они знали всегда куда больше, чем готовы были признать.
Только этим обстоятельством Дирол мог объяснить то спокойствие, с которым Тик сказал ему на следующий же день после того, как оказался в этом доме:
- На самом деле, я ведь заложник, да? И Марс… человек, на которого вы работаете, доктор… он не отпустит меня просто так. Он что-то хочет от моего брата.
Дирол внимательно на него посмотрел поверх очков – и вдруг отчётливо осознал, что скрывать что-то и дальше будет бессмысленно. Видит Бог, лгать этому мальчишке получалось у него всё тяжелее – он и так не слишком хорошо с этой задачей справлялся, надо признать. Он вспомнил ещё, как в начале их знакомства, когда они были всего лишь доктором и проблемным пациентом (а не надзирателем и заключённым), он подумал: не бывает таких наивных людей, парнишка что-то скрывает, он просто не может – не должен! – быть таким легковерным. Тик Так жил в мечтах, в каком-то своём, радужно-светлом мире, где все были добры и честны друг с другом, где мёртвые золотые рыбки не спускались в унитаз, а уплывали обратно в океан, и где каждого в жизни ожидало какое-нибудь приключение, подобно тем, что описывают в книгах: с опасностями, с магическим вмешательством высших сил, с обретением вечной любви и крепкой дружбы в процессе – и, конечно же, со счастливым концом. И лишь затем, прообщавшись с Тиком достаточно долго, Дирол понял, что в действительности в глубине этого радостного существа прятался настоящий Тик Так – тот, который прекрасно осведомлён был об истинном положении вещей в мире реальном, но, тем не менее, всё равно продолжал надеяться на то, что собственной верой в обратное можно всё исправить.
Однако, видимо, и для него наступило время отказаться хотя бы от части своих иллюзий. Госпожа Реальность всегда была довольно жестокой к таким мечтателям.
Дирол промолчал, потому что ответить ему было совершенно нечего. Тик, невесело улыбнувшись – семейная черта, «улыбайся, даже когда тебе плохо, потому что есть люди, которым твои страдания причинят боль» - и дотронувшись до руки доктора сухими, горячими пальцами, зашептал взволнованно:
- Раф впутался во что-то плохое, я знаю… Все эти дела, все эти таинственные ночные исчезновения, все эти опасные люди, которые в последнее время заводят с ним знакомства – он думал, я не замечаю. Он думал, что я, раз постоянно нахожусь в очередной клинике, не буду к нему приглядываться. Но он мой брат! Моя единственная семья!.. И вот я здесь, меня привезли среди ночи и не выпускают, и мистер Марс спрашивал меня о Рафе… не отрицайте ничего, доктор. Я участвую теперь во всём этом, против воли. Я не могу не переживать за него, вы понимаете? Так что – просто скажите, насколько глубоко он увяз. Насколько всё это серьёзно?
Дирол потрогал его лоб: у Тика опять поднималась температура. Нехорошо: небось, опять умудрился простудиться, как будто мало было всех остальных хронических его болячек.
- Так, - сказал он строго, будто бы пропустив всё сказанное мимо ушей. – Поставишь сейчас градусник – и спать, как измеришь. А если выяснится, что ты снова выходил ночью на балкон, я тебе специально куплю персональный ректальный термометр. И буду ставить каждый день, чтоб неповадно было.
Тик Так прикрыл глаза и кивнул, не став добиваться ответа.
***
Иногда Дирол думал, что ему следовало бы пойти в патологоанатомы. Тогда бы ему приходилось бы иметь дело исключительно с трупами – невозмутимыми во всех отношениях ребятами, молчаливыми и неподвижными. Словом, мертвецы в его мечтах были, ни много ни мало, идеальными пациентами: они бы не доставали его жалобами, не закатывали бы истерик при виде шприца, не нагружали бы его лишней работой и не выводили бы из себя своей перманентной глупостью.
И, уж конечно, ни один труп не заставил бы его волноваться за него с таким завидным постоянством, как заставляли некоторые живые.
Дирол всё никак не мог поверить, что всё это действительно случилось именно так, как – он предпочитал себя не обманывать – и должно было случиться: Тик Так стал заложником Форрест и начал, по крайней мере, догадываться о той роли, которая ему и его брату уготована, а сам Дирол, как его лечащий врач (и верный человек клана Форрест, он не уставал напоминать себе об этом с едва уловимой горечью), вызвался за ним присматривать и здесь. А поскольку события развивались, если судить объективно, вполне закономерно, то вполне ожидаемо было и то, что на мальчишку обратит внимание Марс. И каждый раз, когда босс приходил в эту комнату, в которой Тика содержали, каждый раз, когда тот с неизменной ухмылкой щурил на мальчика свои тёмные, насмешливые глаза, когда выдыхал сигаретный дым ему в лицо – каждый раз Дирол чувствовал себя, чёрт побери, в точности как курица-наседка: напряжение сковывало его изнутри целиком, и он невольно следил за каждым жестом шефа. Разумеется, он хорошо понимал, что вздумай Марс причинить «птенцу» вред – и он не сможет его остановить. Не станет: достаточно будет приказа. Да и, в конце концов, зачем бы, думал он временами. Марс был гораздо больше, чем просто работодателем, он был главой Семьи, которой Дирол присягнул в своё время на верность… а Тик Так, в таких обстоятельствах, не должен был быть ничем больше, кроме как вверенным ему пациентом, но каким-то образом даже такая формулировка оставляла Диролу целый ворох конфликтующих друг с другом обязательств.
В общем и в целом, Тик вёл себя образцово. Не пытался сбежать, не дерзил Марсу при его визитах (терпел даже дым, которым очень старался не закашливаться, но, конечно же, тщетно), ел, что дают, и не пытался больше вызнать лишнюю информацию. По-прежнему совершенно искренне улыбался Диролу и всем, кто заглядывал к нему время от времени – особенно зачастили неразлучная парочка лоботрясов Натс и Сникерс: Натс приносил ему книги (правда, больше какие-то сложные, научные, за разъяснением терминов в которой Тику приходилось обращаться к Диролу), а Сникерс – известный ловец удачи, переломов, ссадин и шальных пуль по ногам – рассказывал разнообразные весёлые истории, произошедшие с ним самим или выдуманные. Да, Тик Так был чужаком, более того – он был чужаком со стороны проклятых Ферреро, родным братом одного из самых опасных их противников. И в то же время все здесь понимали, что сам Тик не был виноват абсолютно ни в чём. Рафаэлло до последнего пытался его спрятать от всех этих мафиозных дел, не подозревая даже, что благодаря Диролу разузнать о нём для Форрест не составит ни малейших проблем. Они понимали, что нельзя было предъявлять ему претензии касательно того, о чём он даже не был в курсе – и Дирол был почему-то благодарен им за это понимание.
Только однажды Тик Так решился рискнуть, продемонстрировав этим поступком, что всё-таки не собирается забывать, где и почему находится в данный момент. Наверное, за случившееся его тоже вряд ли можно было винить: Дирол уехал на пару часов в свою частную клинику, разобраться с бумагами, а оставшийся за Тиком присматривать Сникерс бессовестно заснул прямо там, в комнате, развалившись на неудобном стуле. Как Диролу потом рассказывали, произошло следующее: Тик, недолго думая, вытащил торчавший из кармана Сникерса телефон, закрылся в ванной, чтобы его не слышали, и попытался дозвониться до Рафаэлло.
Итог тоже был вполне ожидаем. Когда Дирол вернулся, у его подопечного было сломано три пальца на правой руке – лично Марсом – и темнел кровоподтёк на скуле. Сникерс дулся и мрачно косился на так подставившего его паренька, зная, что без серьёзного выговора это для него не обойдётся. У злосчастного телефона оказался разбит экран – Диролу сказали, при попытке отнять его у внезапно проявившего крайнюю несознательность Тика.
- Ты удивил меня, - сказал ему Дирол тем вечером, внимательно разглядывая его бледное, очень юное лицо. – Неужели нельзя было догадаться, что ничем хорошим это не кончится? Идиот. Ты просто идиот.
Тик Так снова улыбнулся ему – светло, грустно. Зачем-то сжал его ладонь здоровой, незагипсованной рукой, и у доктора от этого доверительного жеста вдруг жесточайше разболелась голова: нет, точно, пора в отпуск. Сразу же, как только найдёт, кому мог бы передать этого несносного пациента.
- У меня почти получилось. Мне только надо было сказать ему, что со мной пока всё хорошо, - ответил тот, ничуть, кажется, не сожалея о содеянном, и добавил, с какой-то такой странной интонацией, от которой мигрень Дирола только усилилась: - Простите. Я не хотел вас разочаровывать.
Больше никто, кроме Дирола, «в гости» к заложнику не приходил – босс запретил. Дружеским посиделкам и рассказам пришёл конец. Когда Дирол вынужден был покидать дом, ему приходилось вкалывать Тику снотворное и запирать дверь комнаты на ключ.
***
- …и там было так здорово, знаете. Не жарко, а тепло, в самый раз, вокруг в лучах солнца летала пыльца, а у меня ещё не было той весной аллергии. Так свободно было дышать. И рядом была река. Мы даже искупались пару раз, хотя вода ещё была прохладная. Раф много смеялся и брызгался. Потом мы отдыхали, лёжа на траве, смотрели в небо… Мне кажется, я с того дня ни разу такого чистого неба не видел.
Рассказывая, Тик Так мечтательно жмурился, восстанавливая картину в памяти, и плавно водил по воздуху своими тонкими руками, словно пытаясь передать жестами то, для чего не хватало слов. Дирол, конечно, делал вид, что вовсе не слушает его – он читал книгу, усевшись в кресле спиной к своему самому давнему пациенту, и никак не комментировал услышанное. Он не считал себя склонным к спонтанным сеансам психотерапии, а потому, по его мнению, вовсе не обязан был интересоваться чьи-либо воспоминаниями о семейном пикнике в детстве. Впрочем, внимательный взгляд мог заметить, что при всей своей демонстративной незаинтересованности доктор уже как минимум час рассеянно пробегал глазами по одной и той же странице, не слишком пытаясь вникнуть в смысл написанного, а в самых уголках его губ, обыкновенно строго поджатых, подрагивала едва уловимая улыбка.
- Это было давно. Ещё когда Рафа не забрали к себе… те люди, - голос Тика вдруг погрустнел. – Я ничего не имею против них, правда. Но он изменился с тех пор. Стал реже навещать меня. Больше умалчивать о важных вещах. Я с самого начала знал, что с ним происходит что-то неладное – но ведь он так ничего и не рассказал мне. И иногда, когда он не приходит особенно долго… знаете, мне кажется, я теряю его. Раф отдалился от меня. Наверное, это было неизбежно.
Тик Так замолк. Дирол нахмурился, по-прежнему глядя исключительно в книгу, и на его лбу, только что разглаженном отголосками чужого тепла, снова залегла привычная складка между бровей. Он всё никак не мог понять, почему Тик даже сейчас продолжает делиться с ним всеми этими откровениями: если раньше, до его похищения, это можно было отнести к обычному доверительному общению пациента и лечащего врача (ну, ладно, допустим, чуть более доверительному, чем Дирол до встречи с Тиком считал необходимым), знакомых друг с другом вот уже несколько долгих лет – то теперь-то, когда любая информация о Рафаэлло могла, теоретически, обернуться как против него, так и против его брата… неужто глупый маленький мечтатель не понимал этого?
А брат этот, впрочем, что-то не слишком-то спешил вызволять пленника. Более того, Ферреро, будто назло, развили в последнее время какую-то активную деятельность, на первый взгляд никак пока с интересами Форрест не пересекающуюся – и то же время как будто показательную, нарочито заметную. Они словно бы кичились своей возможностью в любой момент бросить давним противникам вызов. Дирол намеренно не вникал в подробности, поскольку его все эти межклановые войны никак – он верил – не касались, однако ему хотелось бы думать, что чёртовы Ферреро знают, что делают. О чём он думать не хотел совершенно – так это о том, что случится с Тик Таком, если это зайдёт слишком далеко. Оставит ли его Марс в покое, как гражданского, никакого отношения к этому не имеющего? Очень вряд ли.
«Мне всё равно, - напомнил он себе раздражённо, сердитым рывком перелистывая надоевшую страницу. – Мальчишка только проблем прибавляет. Как будто мне без него заняться нечем – больные и калечные мафиози, больные и калечные гражданские, Сникерс тот же, как отдельная ходячая головная боль, без малого десятерых долбо… индивидуумов стоит. Переполненная реанимация в больнице. Горы неподписанных документов и отчётов в кабинете. Распоясавшиеся интерны, ничего толком не умеющие. Новое оборудование, которое постоянно ломается! Мне, чёрт возьми, совершенно некогда ещё и за этим дураком ухаживать! Я не профессиональная сиделка, в конце концов.»
В этот момент Тик зашёлся приступом сухого кашля, и Дирол, утеряв нить размышлений, обеспокоенно обернулся, хмурясь ещё больше.
- Ну, приехали! – проворчал он, вставая из-за стола. – Что это ещё такое? Я говорил тебе балкон не открывать? Говорил. И чай говорил пить горячий, а не остывший. У тебя опять иммунитет в это время года ни к чёрту, знаешь же, так чего усугубляешь, безголовое ты существо?
Тик Так тихо рассмеялся в ответ – и снова закашлялся. Сквозь неплотно задёрнутые шторы в комнату лился солнечный свет, и Тик, обыкновенно белый весь, как лабораторная мышь, оказался в это мгновение так ярко подсвечен золотом, что Диролу, поймавшему себя на странном оцепенении, ничего не оставалось, кроме как прекратить ворчать и пойти к дальнему шкафчику за микстурой.
Затем взгляд доктора случайно упал на загипсованные пальцы на руке паренька – и Дирол сильно, неожиданно для самого себя, вздрогнул всем телом.
***
Гроза пришла, как водится, с подветренной стороны – со стороны всё тех же Ферреро.
Дирол не знал деталей операции, проводимой Форрест – что-то связанное с зачисткой одного наркопритона, находящегося на спорной территории, которую по очереди, с переменным успехом, захватывали оба клана. Он, конечно, заранее готовился принимать раненых, но, вообще-то, предполагал, что в операции не должно быть ничего особенно сложного, поскольку в интересах всех вовлечённых сторон было просто дать Форрест разобраться с этим на свой манер и не поджигать фитиль войны, и так опасно тлевший в последнее время.
Ферреро, ничтоже сумняшеся, всё равно его подожгли.
Даже из дальнего крыла огромного особняка, в котором находилась комната Тика (и, как следствие, новый временный филиал докторского кабинета), было хорошо слышно, как громко взвизгнули по асфальту колёса вернувшихся с операции машин. Дирол как раз заполнял за столом привезённые из клиники бумаги, когда дверь в комнату вдруг распахнулась с такой силой, что с грохотом ударилась об стену.
На пороге стоял Марс, и он был, по всей видимости, очень, очень зол. Он посмотрел на приподнявшегося в кровати при его появлении Тика так яростно, словно это он был виноват во всех его бедах. Дирол оторвался от просмотра очередного отчёта от своего заместителя и вопросительно глянул на босса.
- Ферреро вмешались и всё сорвали. Кит Кат убит – напоролся на Гарден. Линдт тяжело ранена, - Марс негигиенично сплюнул на пол и повернулся к доктору. – Сучий Рафаэлло выстрелил в неё четыре раза подряд, а на выходе ещё задел по касательной Пикника.
Дирол резко поднялся, краем сознания отметив, что и без того не блещущий здоровым румянцем Тик Так мёртвенно побледнел при упоминании имени брата.
- Твоя помощь пока не понадобится, - продолжил Марс, вытаскивая из зубов зажжённую сигарету. – Рядом была больница, а везти их обоих в таком состоянии было опасно. Я хочу, чтобы ты посмотрел их позже, когда местные хирурги их подлатают по минимуму.
И тут, видимо, ещё одна наследственная черта внезапно проснулась в Тике. Он приподнялся на локтях повыше, вздёрнув подбородок, и, твёрдо глядя Марсу в глаза, произнёс:
- Раф бы такого не сделал.
Насколько сильно этот несмышлёныш мог идеализировать образ своего брата? Нехорошее, физически ощутимое внимание главы клана Форрест, похожее на плотное облако никотина, сосредоточилось на подростке.
- Неужели? Стало быть, мои старые больные глаза меня совсем подводят, и чёртов пистолет держал не белобрысый красноглазый ублюдок, похожий на тебя, задохлик, как две капли воды? Ты это хочешь сказать?
Тон Марса был едким, притворно-спокойным – любому было бы ясно, что капкан вот-вот захлопнется. Тик Так упрямо сжал в линию обветренные тонкие губы.
«Молчи, - подумал Дирол, стараясь не поддаться угнетающему предчувствию плохого. – Только молчи, дурак.»
- Мне нужно сделать Тику укол, - начал он, вроде как намекая, чтобы Марс оставил их одних.
Но Тик Так всё ещё оставался в душе ребёнком, так и не успевшим вырасти за жизнь в четырёх стенах. Ребёнком, который втайне мечтал о приключениях, о справедливости, о мире во всём мире; ребёнком, который верил в благородных пиратов и волшебных существ – и более чем безоговорочно верил в единственного близкого ему человека, заботившегося о нём с самого детства. В конце концов, кроме этой веры, у него больше ничего не было: ни здоровья, ни возможности учиться как следует, ни нормальной жизни – ни даже свободы, теперь-то.
- Да. Я именно это хочу сказать, - он выпрямился, взволнованно комкая пальцами одеяло, и не отвёл взгляда. – Вы ошиблись. Это не мог быть Раф. Он бы никогда не причинил никому вреда.
Глаза Марса угрожающе сузились, полыхнув тёмным огнём, и Дирол, чувствуя, как по позвоночнику его пробежал цепкий холодок, увидел, как ухмылка босса приобрела отчётливый оттенок предвкушения: очевидно, Марс искал, где бы выплеснуть гнев, вызванный этой неудачей – и Тик Так, где-то подхвативший, помимо простуды (и проклятых переломанных пальцев), спонтанное безумие, по-видимому, только что подал ему блестящую идею. Когда босс пребывал в подобном настроении, себе дороже было вставать у него на пути, Дирол знал.
Знал – но всё равно встал, заслоняя Тика собой. Он сделал бы это для любого, поскольку врач, по его глубокой убеждённости, обязан был нести за своих пациентов, пока они не выпишутся, ответственность куда как большую, чем те несли за себя сами.
Курица-наседка… ну, ладно. Пусть будет так.
- Марс, - позвал он тихо и напряжённо.
- Выйди ненадолго, будь любезен.
Выражение лица того стало откровенно пугающим. Что-то такое… чрезмерно заинтересованное проявилось в этом лице. Как будто крупный, матёрый волк приметил дрожащего в кустах сбежавшего домашнего кролика. Дирол шагнул вперёд.
- Марс, - повторил он настойчивее. – Не делай ничего необдуманного. Он наш залог, разве нет?
И Марс посмотрел на него сверху вниз, сверкнув снисходительной белозубой усмешкой – так смотрел бы упомянутый волк на тявкнувшую у его ног собачонку размером меньше его раза в четыре.
- Ко всем чертям залог. С сучьих Ферреро должок перед нами. И клянусь, что уж один из них отдаст этот должок сполна. Благодаря своему маленькому милому братишке, - он придвинулся к доктору вплотную, расправив плечи, сощурился ещё немного, и в голосе его неумолимо зазвенело железо: - А вас, доктор, я думаю, ждут сейчас какие-нибудь неотложные дела. Снаружи этой комнаты. Всё ясно?
Некоторое время они – Тик, как ни удивительно, додумался-таки замолчать – безмолвно сражались взглядами. Дирол думал о том, что мог бы надавить, что такого квалифицированного врача, как он – ложной скромностью он не страдал – Форрест придётся искать очень и очень долго, если они захотят с ним поссориться. Он был в своём праве, он знал это: это его подопечный находился у него за спиной, это его территория начиналась в этом помещении, пропахшем лекарствами и антисептиком, и это его прямой обязанностью было защищать и территорию, и подопечного этого.
А ещё он думал, чем это может обернуться в случае с Марсом, который проблемы свои решал всегда очень просто. Уж ему-то никогда не понадобится совершать четыре выстрела – достаточно будет одного. На каждого из них.
Так что… Дирол отступил.
Презирая себя за малодушие, но – отступил. Быстрым шагом вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь и так и не оглянувшись на Тика.
Улица встретила его сыростью сгущающихся осенних сумерек. Дирол долго дышал прохладным воздухом, засунув руки в карманы накинутого наспех пальто – и не знал, чем бы себя таким занять, только чтобы не вариться в котле из собственных нерадостных мыслей о том, что может происходить в покинутой им комнате.
«Вот сейчас бы как раз закурить, - он рассеянно пошарил по карманам пальто в поисках чего-либо, что могло бы помочь ему скоротать время. – Или напиться. Да, было бы, пожалуй, в самый раз… если бы я не был врачом до мозга костей и не считал это напрасной тратой ресурсов организма. Мда. Мне нужно поработать.»
Но для осуществления этого намерения необходимо было либо вернуться в дом, либо покинуть его и поехать в клинику; Дирол не мог себе позволить ни того, ни другого. Перспектива вернуться смутно порождала в его воображении возможность услышать крики Тика – если тот кричал – и он был предельно уверен, что не смог бы этого вынести. Однако и отдаляться от дома на достаточное расстояние ему не хотелось: ноги его, обретшие вдруг собственную волю, просто отказывались повиноваться и покидать территорию особняка. Потому что, если он вдруг понадобится, а его не будет рядом…
Проклятье. Никогда он ещё не ощущал себя таким бесполезным, даже когда пациенты умирали у него на руках. Тогда он, по крайней мере, мог говорить себе, что сделал всё, что было в его силах. А теперь…
Он успел обойти весь немаленький особняк уже несколько раз (к заветному западному крылу предусмотрительно не приближался), обзвонить по второму кругу всех дежурных в клинике, чтобы быть в курсе дел, договориться с одним знакомым из службы перевозки для доставки некоторого оборудования в клинику и разгадать кроссворд в вытащенной из почтового ящика возле ворот газете, когда снова увидел Марса. Тот стоял у входа в то самое западное крыло и задумчиво курил, прислонившись к косяку. Дирол по привычке нацепил очки, чтобы видеть лицо собеседника, а не только его расплывчатые очертания – и тут же пожалел об этом, потому что заметил у Марса на щеке глубокие царапины, явно оставленные чьими-то ногтями.
Понятное дело, чьими.
- Я не убил его, - сказал Марс спокойно, когда Дирол приблизился. – И даже не покалечил… сильно. Во всяком случае, старался больше не ломать кости.
Дирол ничего не ответил. Руки его, так и спрятанные в карманах, то сжимались в кулаки, то разжимались в бессилии, будто бы сами собой. Нехороший симптом.
- И мне кажется, - Март затушил сигарету пальцем и вновь очень внимательно на него посмотрел. – Что кое-кто тут слишком привязался к нашему одомашненному Ферреро.
- Он не один из них.
Марс улыбнулся и пропустил его внутрь, посторонившись.
- Разумеется. Надеюсь, ты сумеешь повторить это, когда он перережет тебе глотку твоим же скальпелем, док, - донеслось ему вслед.
Тик Так лежал, закутавшись в одеяло до самых глаз и отвернувшись к стене. На одеяле можно было различить едва заметные брызги крови – на полу их было больше. Разметавшиеся по подушке светлые волосы Тика, всё ещё сохранившие след бунтарской зелёной окраски на концах, полностью закрывали его лицо. Это было не по правилам, но Дирол, отвернувшись к столу, всё равно спросил:
- Обезболивающее?
- Да, - голос Тика был хриплым, еле слышным. – Если можно.
Дирол молча вскрыл новую упаковку мощного анальгетика из аптечки, налил в стакан воды из графина и вручил всё требуемое Тику, осторожно прикоснувшись к его плечу. На туго обтянутом кожей запястье, показавшемся из-под одеяла, темнели совсем свежие синяки, оставленные чьими-то грубыми, чересчур сильными пальцами. Такие же синяки обнаружились на подбородке и на белой шее паренька. Губы его были сплошь испачканы багряным и окрасили в тот же цвет воду в стакане. Правая скула, пострадавшая ещё при памятном инциденте с телефоном, обзавелась дополнительными ссадинами. Дирол вздохнул. Ему нестерпимо хотелось отложить неприятную часть как можно дальше, однако это было чревато последствиями, и ему пришлось сказать:
- Я должен осмотреть тебя.
- Хорошо.
Тик Так послушно разделся. И под одеялом, разумеется, всё было гораздо хуже. Сине-фиолетовый узор разбегался по всему дистрофичному телу почти равномерно – за исключением правого бока и бёдер, где концентрировался особенно заметно: одно ребро на ощупь было, вроде как, не сломано – но Дирол подозревал появившуюся в нём трещину, хотя без рентгена сказать было сложно. Дышал Тик, во всяком случае, с явным усилием. Марс, может, и старался – да что толку, когда кости этого болезного крошиться могут так же легко, как сахарное печенье. Помимо синяков, присутствовали многочисленные царапины, а на шее и плечах, кроме того, остывали точечные ожоги, будто оставленные зажжённой сигаретой.
Пока Дирол обрабатывал, как мог, все видимые повреждения, оба молчали. Мигрень, словно только этого и ждавшая, вернулась к доктору во всей своей красочности: имелся и ещё вопрос, который он обязан был задать – и никак, против всякого обыкновения, не мог решиться, хотя никогда раньше не страдал ничем подобным; да и Тик Так не рвался ему помочь в этом, несмотря на то, что обычно сам рассказывал всё необходимое.
- Внутренние повреждения? – наконец осведомился Дирол, внешне безразличный.
Тик отвёл взгляд. Дирол посмотрел, с каким явным дискомфортом тому даётся относительно сидячее положение в кровати во время обработки ран – и сжал зубы. Он не хотел строить никаких догадок на этот счёт. Просто не хотел – только никто его не спрашивал.
- Тик.
- Да… есть. Я думаю, есть. Я не знаю.
Никто его не спрашивал: догадки строились сами, по своей воле, ускоренно эволюционировали и превращались в выводы.
- Он бил тебя.
- Да.
Дирол помедлил. Формулировки следовало подбирать осторожно.
- И… не только. Кое-что, помимо рукоприкладства и ожогов. Я прав?
Тик посмотрел на него. Помедлил тоже – и ответил, хотя Дирол и так достаточно прочитал в его глазах:
- …да.
Они помолчали ещё немного. Тик Так осторожно откинулся головой на подушку, глядя исключительно в потолок, а у Дирола перед мысленным взором без единого звука рушилась какая-то маленькая, но безусловно важная часть установившегося мироздания. Он наблюдал за этим отстранённо, безучастно, как наблюдают порой крушение догорающего на пожаре старого дома: и сделать уже ничего нельзя, и стены всё равно были ветхими, и крыша протекала, да и вообще не надо было зажигать в этакой развалине свечи – однако приходит ясное осознание, что жить теперь, в общем, совершенно негде.
- Он снимал меня на камеру в телефоне, - вновь подал голос Тик. – Я боюсь, что он… отошлёт фотографии Рафу. Тогда не избежать беды…
Дирол встал, собираясь взять в столе резиновые перчатки и продолжить осмотр. Вернее, намеревался встать – но тут цепкие маленькие пальцы уцепились за его халат и потянули его на себя, и Диролу пришлось наклониться к Тику ближе.
- Что…
Сухие и тёплые губы прижались на мгновение к его щеке. Надо сказать, мгновение это показалось для Дирола очень, очень долгим.
- Дирол… - Тик предпринял невозможную в его положении, однако на удивление успешную попытку ободряюще улыбнуться. – Не переживай за меня так сильно, пожалуйста. Я… буду в порядке. Честное слово. Я не фарфоровый и не хрустальный, чтобы разбиться от… - улыбка его едва уловимо дрогнула. - …неосторожного обращения. Я буду в порядке, я обещаю тебе.
Впервые за все эти годы знакомства он назвал его по имени и избавился от дистанционно-вежливого «вы» в обращении. Старый дом догорел и обвалился внутрь себя, а жизнь тем временем не стояла на месте и всё усложнялась, закручиваясь в какие-то совсем уж непонятные спирали.
- Я останусь на ночь, - сказа Дирол уже позже, закончив со всеми необходимыми процедурами. – Почитать тебе?
- Почитай, - согласился Тик, протягивая ему потрёпанную толстую книгу.
Это была книга сказок, привезённая им ещё из дома. Самая любимая, едва ли не заученная наизусть книга, в которой он, наверное, черпал какие-то внутренние силы.
***
С неделю после этого Дирол спал мало и беспокойно, урывками, схватывая кошмары и не дающую нормального отдыха липкую дрёму. На седьмую ночь, так же безрезультатно проворочавшись несколько часов в кровати, он некоторое время размышлял, выпить ли ещё немного валерианы для успокоения нервов или по сложившейся за годы привычке использовать образовавшееся свободное время для работы – и выбрал, конечно же, второе. Вследствие чего поехал в особняк, надеясь тихо забрать из своего «кабинета» кое-какие бумаги и уехать, никого не разбудив.
Будить и не понадобилось: из-под двери Тика, единственной во всём доме, пробивался слабый свет, принадлежащий, как оказалось, включенному телевизору. Обитатель комнаты балансировал на одной ноге, стоя на полу, и пытался, по всей видимости, сделать «ласточку».
- Ну, и что ты, по-твоему, делаешь, горе луковое? – Дирол сердито нахмурился, прикрыв за собой дверь, и строго скрестил на груди руки. – Тебе перечислить ещё раз все твои травмы, при которых тебе прописан постельный режим и здоровый сон? Марш в кровать.
Тик Так встал прямо – и тут же согнулся, обхватив рукой бок: трещина в ребре и впрямь имела место быть.
- Мне почти всегда прописан постельный режим, - Тик улыбнулся, отдышался и распрямился снова. – Я так всю жизнь проведу лёжа, а мне бы этого не хотелось. Прости… не спалось. Плохие сны, - он будто бы оправдывался. – И я решил заняться йогой, как раз поймал пару дней назад нужный канал на кабельном. Я читал, что йога – это отличный способ восстанавливать здоровье.
Со стороны телевизора действительно слышалось бормотание в духе «…а сейчас примите позу получерепахи и очистите свой разум». Дирол закатил глаза.
- С треснутым ребром не занимаются йогой. Не превращайся в ещё одного Сникерса, который встаёт на свой скейт, не зарастив ещё свежий перелом.
- У меня нет перелома, а с трещиной заниматься можно. Я уже научился правильно дышать и контролировать энергию тела. И мне правда уже лучше, смотри!
Под скептическим взглядом доктора Тик сделал глубокий вдох и попытался повторить за дамочкой на экране позу той самой получерепахи.
И, разумеется, едва не упал, потеряв зыбкое равновесие.
Дирол подхватил его и осторожно поставил на ноги. Это всё-таки было определённо выше его понимания – то, что творилось в голове у этого чудака. Подумать только, йога! В плену у настоящей мафии, у врагов его брата, один из которых совсем недавно – мысль Дирола привычно споткнулась на формулировке – причинил ему немалый физический и моральный вред, Тик Так всё ещё немыслимым образом вёл себя так, будто с ним не происходило ничего из ряда вон выходящего!..
Думая об этом, Дирол пропустил момент, когда лицо Тика внезапно оказалось слишком близко к его собственному. Он мог разглядеть все мельчайшие ссадины на его щеке, все микроскопические трещинки на приоткрытых губах и все до единой белые ресницы.
- Ты должен больше беречь себя, - упрекнул он его, мельком удивляясь про себя, почему же абсолютно не возникает рефлекторного желания отодвинуться подальше от наглого нарушителя личного пространства, в другое время и с другими людьми Диролом ревностно оберегаемого.
Тик Так кивнул, глядя ему в глаза и всё ещё улыбаясь. Он совсем не походил сейчас на чьего-либо заложника. Его взгляд был таким… внимательным. В уютной тишине, прерываемой звуками демонстрации очередной дыхательной техники на экране, Тик медленно поднял руку и мягко надавил на лоб доктора указательным пальцем, разглаживая глубокую вертикальную морщинку от чрезмерной ответственности.
- И что ты творишь? – Дирол спросил это, но так и не отстранился, аккуратно поддерживая его под лопатки.
- Пластическая хирургия подручными средствами, доктор. Делаем близких людей счастливее, вот девиз нашей компании. Вам не нравится?
Дирол хотел бы проворчать, что – нет, ему не нравится, это глупо и бессмысленно, однако разум его невовремя зацепился за сочетание «близких людей» - и не смог выдать ничего связного.
И в этот момент, наполненный до краёв неловкостью, недосказанными словами и недосовершёнными действиями, в коридоре послышались тяжёлые, уверенные шаги. Дирол отпрянул от Тика так резко, что едва его не уронил, и в смятении отвернулся к своему столу.
Ночным гостем, естественно, снова был Марс. Никого другого в этот час ждать не приходилось. На лице его клубилось в полумраке какое-то странное, хищное торжество – и когда он шагнул в направлении застывшего посреди комнаты Тика, тот едва ли осознанно отшатнулся, сглотнув. Дирол мигом напрягся.
- Марс, если ты снова пришёл развлекаться за счёт моего пациента, я вынужден настаивать, чтобы ты… - начал он, но его перебили.
- Рафаэлло мёртв.
И Дирол, и Тик Так синхронно замерли. Слова обрушились на них, как лавина в горах, и на несколько секунд погребли их под собой. Тик очнулся первым:
- Что?
Прежде, чем Тик успел испугаться как следует или спрятаться за Дирола, Марс одним слитным движением сократил всё расстояние между ними и схватил его за руку, что-то насильно в неё вложив.
Это была узкая красная лента, мокрая от пропитавшей её крови. На концах ленты была золотом вышита фигурная «R». Тик Так узнал бы её из тысячи похожих – ему самому доводилось вдевать эту самую ленту в дизайнерский белый воротник брата.
- Нет… - прошептал он хрипло.
Марс сдавил его руку сильнее. Его взгляд был совершенно непроницаемым.
- Да. Твой братец хотел обменять тебя на кого-то из наших. Только вот старина Ронд, похоже, финт не одобрил, и братишка твой был совсем один. Он, только представь, в одиночку ворвался в наш усиленно охраняемый частный госпиталь и попытался захватить пребывающую там по его вине Линдт. Смекаешь, к чему я веду, задохлик? Он был один, и он растерял всю свою дипломатичность. И весь свой стратегический талант – так хотел получить тебя обратно после тех весёлых картинок, которые я ему отправил неделю назад. У него не было ни шанса. Мы поймали его. И взыскали всё, с него и его семейки причитающееся. Вот как всё было: мы засунули его в машину и отвезли в лес за городом. Отобрали оружие. Превратили его тело в ходячее и бегающее решето пулями, как он превратил в решето Линдт. И как следует разукрасили его смазливую мордашку. Ему ведь так идёт красное, твоему брату, да? О, ещё как! А затем мы заставили сучёныша потанцевать для нас хорошенько, гоняя его по бездорожью. И что ты думаешь? Догнали таки. И поиграли с ним ещё немного. А потом бросили умирать там. Вроде как, дали шанс, понимаешь? Не думаю, правда, что он им воспользуется – так что можешь начинать носить траур.
Марс говорил всё это ровным, невозмутимым голосом, и за время его речи Тик не издал ни звука. Лента оставляла на его ладони кровавые отпечатки. Дирол снял очки и, положив их на столешницу, устало потёр переносицу – в серьёзности Марса сейчас сомневаться, увы, не приходилось: вряд ли тот стал бы придумывать нечто подобное для того лишь, чтобы напугать бедного Тика. Да и эта лента… Словом, ситуация развивалась по одному из наихудших своих сценариев, которые только можно было вообразить.
- Перед тем, как отключиться, - Марс наклонился к молчащему Тику. – Он назвал твоё имя. Беспокоился, видишь ли, о своём непутёвом младшем братишке. Боялся, что нехорошие Форрест будут и дальше тебя обижать. Очень трогательно.
Тик Так был бледен, как погребальный саван. Глаза его сделались абсолютно пустыми, лишёнными всяческих эмоций.
- Что вы от меня хотите? – спросил он так тихо, что расслышать его было почти невозможно. – Зачем… зачем рассказываете мне это? Это неправда…
Вдруг словно бы некий таинственный демон покинул лидера Форрест: черты его лица самую малость смягчились, из взгляда исчезла эта пугающая хладнокровная жестокость. Он стал выглядеть не менее уставшим, чем доктор. И отпустил руку Тика.
- Что я хочу? – он пожал плечами. – Ничего, собственно. Твой брат был сам виноват, что полез на рожон без поддержки и без подготовки. Если бы он счёл за труд придумать план получше – кто знает, возможно, нам всем удалось бы обойтись минимумом жертв в этой истории. Тебя бы, сопляк, просто вернули бы рано или поздно домой, целого и практически невредимого. Только, может, слегка помятого, - Марс коротко хмыкнул. – Но – он сделал свой выбор. Как и все мы. И теперь он, должно быть, уже отправился к предкам, в глухом грязном лесу, в одиночестве и по колено в собственной крови. А ты, - Марс подцепил двумя пальцами подбородок подростка. – Ты останешься жить. И помнить об этом уроке, чтобы не совершать подобных ошибок. Остальные Ферреро позаботятся о тебе, можешь быть уверен. Мне же ты больше не нужен: твоя роль сыграна.
С этими словами Марс хмыкнул ещё раз и вышел из комнаты. Ни Дирол, Ни Тик Так не шевелились до тех пор, пока шаги Марса не затихли окончательно где-то далеко в южном крыле. Телевизор продолжал бормотать об асанах и чакрах, но его уже никто не слушал.
Наконец Тик повернулся к доктору, всё ещё безотчётно сжимая красную ленту в руке.
- Это неправда, - проговорил он твёрдо.
Дирол промолчал, нервно протирая очки платком.
- Это неправда… Дирол, это же неправда, да?
Он малодушно промолчал снова.
- Дирол?.. Он ведь соврал мне? Это просто не может правдой. Ни при каких условиях. Не может… я прав ведь?
У Дирола немедленно сжало удушьем горло. Сколько раз ему приходилось раньше вот так сообщать о смерти пациента его родственникам – он был уверен, что ничья больше смерть не затронет его, поскольку за годы практики все профессионалы врачебного дела постепенно учились воспринимать смерть в качестве естественной, неотъемлемой части человеческого существования. Но сейчас… сейчас ему по-настоящему больно было смотреть в глаза Тика, в которых гасла, мучительно агонизируя, надежда. Без этой надежды, поддерживавшей его по жизни и горевшей для него лучиком света среди любой окружающей темноты, у Тик Така не оставалось больше ничего спасительного.
Без надежды этот мир был страшным, мрачным и не в меру жестоким местом.
- Дирол…
Он оказался рядом как раз вовремя: у Тика подогнулись колени, и он обязательно упал бы, не поймай его снова твёрдые руки доктора.
- Это неправда! - повторил Тик в последний раз, всхлипнув.
И громко, отчаянно заплакал от горя и бессилия, захлёбываясь слезами. Он вдруг осознал, что остался в этом недружелюбном мире совсем один.
***
«Не один, - подумал Дирол яростно. – Чёрт меня побери, он не один. Больше нет.»
С визита Марса прошло всего полчаса: Дирол вколол Тику снотворное, потому что заснуть самостоятельно тому сегодня явно не светило, выждал немного, чтобы убедиться, что Марс не вернётся. Потом вышел из комнаты, заперев её на ключ снаружи – ключ он предусмотрительно забрал с собой – и направился в гараж, где смиренно ожидал его синий седан с полным баком бензина, только сегодня днём заправленного. Сел за руль и выехал с территории особняка, предварительно захватив кое-какие вещи.
У него всё ещё слишком живо стояло перед глазами лицо Тика – раскрасневшееся от слёз, полное беспомощности и немой мольбы. Дирол, почти не осознавая, что делает, поцеловал его в лоб, не в силах утешить как-то иначе, и только потом понял, что этим невольным жестом дал ему, возможно, какое-то обещание, вряд ли исполнимое. Ему не следовало бы брать на себя ещё больше обязательств, чем он уже взял, определив Тика себе в подопечные – не следовало бы, это правда.
Но он взял: просто потому, что не мог иначе.
«Кое-какие вещи», прихваченные им из особняка, содержали в частности: походную аптечку, в которую были добавлены некоторые необязательные в другом случае инструменты и лекарства, телефон с GPS-навигатором, целый моток бинтов, мощный переносной фонарь и – на всякий случай, мало ли, кто встретится на пути – пистолет. Ехал он быстро, несмотря на таящуюся в темноте ночи опасность кого-то сбить и несмотря на видеорегистраторы, фиксирующие его первое за всю жизнь невиданное превышение скорости. Даже красный свет на светофорах, обыкновенно доктором бескомпромиссно уважаемый и соблюдаемый, в эту ночь не имел для него значения: всё равно в этот час даже в городе дороги были пусты, не говоря уж о трассе за городской чертой.
Лес был, конечно, большим, однако Дирол вращался в кругах Форрест достаточно долго, чтобы знать о любимых местечках клана для подобных развлечений. Они были людьми привычки, и сейчас это обстоятельство как никогда могло пригодиться. К тому же, доктор рассуждал так: если Рафаэлло не дурак, он попытается выбраться поближе к шоссе, и тогда заметить его будет не так уж трудно.
Кто-то, пожалуй, мог бы назвать это предательством – то, что Дирол собирался сделать. Сам Дирол точно мог бы назвать этот поступок именно так. Он не имел права делать это, если судить объективно: Форрест дали ему в жизни слишком многое, чтобы вот так запросто помогать их врагу.
Но Тик Так – ужасный, несносный, глупый Тик Так – верил в людей. Верил так сильно, что вера эта каким-то непостижимым образом стремилась материализоваться и воплотиться в реальность; Дирол всё ещё не понимал её природы, но заряжался ею, сам того не желая, и отчего-то ему, в его-то годы, с его устоявшимися взглядами на мир и на людей, всё равно хотелось стать этой веры достойным. Хотелось быть тем, кто может оправдать её, раз уж никто другой, как выяснилось, этого сделать не мог.
«Будь жив, Ферреро, - впервые Дирол смутно пожалел, что не обладает даром транслировать свои мысли другим людям. – Будь жив, когда я доберусь до тебя, заигравшийся в мафию сукин сын. Твой брат ждёт тебя, слышишь? И ты должен, слышишь, Ферреро, ты должен позволить ему дождаться. Я не буду говорить, что вытащу тебя даже из Ада – но скажу лишь, что Ад и любое другое место, куда ты намерен отправиться после смерти, покажется тебе расслабляющим курортом в сравнении с тем, что я тебе устрою, если ты снова заставишь своего брата плакать, даже если ты уже будешь в могиле. Так что дождись меня. Тебе нужно только продержаться до моего приезда, Ферреро. Давай, прояви своё знаменитое семейное упрямство. Докажи, что ты стоишь того, чтобы Тик Так тебя ждал. Будь жив. Больше от тебя ничего не требуется.»
Он не знал, сколько времени уйдёт на поиски Рафаэлло, даже если зона поиска была примерно известна. Не знал, что будет делать, если Рафаэлло решит умереть прямо во время операции – или если он уже мёртв, и в лесу обнаружится лишь его труп. Не знал, что скажет Тику, если не сможет выполнить задуманное. Не знал, где достанет кровь среди ночи, если потребуется переливание. Не знал, как поступит, если обнаружится, что Форрест следили за ним. Не знал, как объяснит всё Марсу и как вообще сможет спрятать обоих братьев от всевидящего ока мафии – или хотя бы одного из них, потому что заботу о Тике он оставшимся Ферреро доверять в любом случае не собирался: они уже «позаботились» о Рафаэлло, и что из этого вышло?
В общем, Дирол не имел ни малейшего понятия, как будет из всего этого выкручиваться, чем бы ни закончилась эта внезапная ночная поездка. Он знал только, что больше не посможет смотреть Тику в глаза, если хотя бы не попытается исправить то, что натворили члены его так называемой Семьи.
Во мраке ночи, среди проносящихся мимо чёрных домов и деревьев, Дирол думал о маяке, освещающем путь заблудшим кораблям. Думал о цветочной пыльце, парящей в солнечных лучах, о весенней траве, о чужой улыбке, исполненной надежды. Думал о поцелуе, от которого, казалось, щека до сих пор отдавала нездешним теплом.
Думал – и жал на газ, ускоряясь. Ему срочно требовалось чудо.
конец
-
-
30.03.2014 в 13:23-
-
03.04.2014 в 09:08То, что ситуация видна со стороны Тик Така, и чем там занимался Рафаэлло, как он ухитрился подстрелить Линдт (и нарочно ли), и что привело его в ту ночь в госпиталь Форрестов - всё это остаётся за кадром, делает работу ещё пронзительнее и сильнее. Читатель строит свои догадки, читатель волнуется и прикипает сердцем к героям. Тёплые доверительные отношения Тика с Диролом резко контрастируют с циничностью Марса, и последнего невольно хочется придушить за подобные издевательства) И прекрасно отражена внутренняя борьба Дирола с собой, со своей осторожностью. Один раз он уступил Тика на растерзание Марсу, но мне почему-то кажется, что больше ничего подобного он не допустит. Выстрелит, если понадобится.
"В общем, Дирол не имел ни малейшего понятия, как будет из всего этого выкручиваться, чем бы ни закончилась эта внезапная ночная поездка. Он знал только, что больше не посможет смотреть Тику в глаза, если хотя бы не попытается исправить то, что натворили члены его так называемой Семьи.
Во мраке ночи, среди проносящихся мимо чёрных домов и деревьев, Дирол думал о маяке, освещающем путь заблудшим кораблям. Думал о цветочной пыльце, парящей в солнечных лучах, о весенней траве, о чужой улыбке, исполненной надежды. Думал о поцелуе, от которого, казалось, щека до сих пор отдавала нездешним теплом.
Думал – и жал на газ, ускоряясь. Ему срочно требовалось чудо." - и вот кто посмеет сказать, что зло сильнее добра, пока есть на свете такие вот Тик Таки, своей верой в лучшее меняющие людей))) Прекрасное завершение прекрасной работы. И да - тоже буду надеяться на чудо. На чудеса - что Рафаэлло жив, что переливание не понадобится, что слежки нет, что удастся вылечить Рафа и обоих братьев увезти подальше от всего этого. А Марс пусть кусает локти и очень-очень долго
и безрезультатноищет другого такого же квалифицированного и терпеливого врача))-
-
03.04.2014 в 19:25Stanly I, ого, ничего себе отзыв!))))) Спасибо за такой развёрнутый комментарий!