Шапка общая на всё, под катом ещё несколько скетчей и пара мелких стрипов)
Автор:Sylenth Пейринг/Персонажи: Пикник/Сникерс Категория: джен и слэш вперемешку Рейтинг: G-PG-13 Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям.
И этой мелкоты, кажется, тут тоже ещё не было, хоть многие уже и видели xD
Всем здравствуйте! Я здесь в первый раз и едва ли появлюсь снова, но по заявке написался миник, и я решила принести его сюда. )))
Название: Мой ангел Автор: Кана Го Бета: - Размер: мини (1825 слов) Пейринг/Персонажи: Роше/Рафаэлло Категория: слэш Жанр: romance Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Написано по заявке Naru Osaka: "Роше, Рафаэлло, султан Лукум, гарем". Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям. Предупреждения: Обоснуй пожертвовал собой в пользу антуража. Примечания: Визуализация персонажей потащена с замечательных артов Sylenth. Конкретно с этого.
читать дальшеНад вечными горами занимается солнце, жарко сияет в снежных вершинах – белых, как твои волосы, как твоя нежная кожа. Высоко над моей головой сокол разрезает небо могучими крыльями, солнечный блеск не слепит его зорких глаз. Протяжный печальный крик отдается в моем сердце. Оно, твердое, как орех, вздрагивает, и я сам лечу, словно птица, быстрее и быстрее, изумрудная трава ложится под копыта моего коня. Я приду! Только дождись! Потерпи еще немного! Я иду к тебе, Лелло, Феллучо, mio dolce bambino. Мой хрупкий снежный ангел.
***
- Раха-Локум-эфенди… Роше вежливо поклонился и дождался, пока султан укажет ему сесть. Сам Лукум с удобством восседал на алой с золотом подушке, толстый и яркий, как павлин, встреченный Роше за воротами. Стоило султану повернуть голову, сладкая белая пудра с усов снежной пылью осыпалась на многоцветные одежды. У Роше, одетого прежде в коричневый дорожный костюм, а теперь сменившего одежду на более нарядную, но все равно однотонную, от такого цветового разнообразия запестрело в глазах. Пришлось моргнуть. Лукум молчал. Только после того, как гость пригубил принесенное вино, султан посмотрел на него по-настоящему и заговорил. - С чем пожаловал, Роше-бей? Но холодность его была напускной – это Роше заметил тут же. Лукум явно был неравнодушен к мужской красоте, при взгляде на гостя в черных изюминах его глаз вспыхнул огонек, восхищенный и жадный. И Роше, зная, что выглядит сейчас эффектно, позволил себе ответить не сразу. Пусть Лукум рассмотрит его как следует – сговорчивее станет. И широкие плечи, и кофейные гладкие волосы в длинном хвосте, и темные узкие губы, и глянец на светло-шоколадной, будто отполированной, коже, подчеркнутый бледным золотом ткани. Султан пригладил усы, устроив еще одну миниатюрную метель. Доволен. Можно говорить. - Раха-Локум-эфенди знает толк в красоте, – Роше не стал ходить вокруг да около. – Слухи о вашем гареме разносятся далеко вокруг. Я приехал издалека, чтобы посмотреть, так ли это. - Да ты нахален, бей. Вопреки словам, в тоне Лукума звучало скорее восхищение. Полные губы, поблескивающие от сахара, тронула улыбка. Дерзость гостя его явно забавляла. - Хочешь, чтобы я показал тебе гарем? Разве что изнутри, бей, разве что изнутри. Но угодив в мой гарем, ты едва ли выйдешь оттуда скоро. Это была не угроза, еще нет, и Роше не стал напрягаться. Султан лишь испытывал его, прощупывал почву. - Это высокая похвала в ваших устах, – сказал Роше. – Однако, боюсь, меня ждет еще слишком много дел. Хотя порой мысль о том, чтобы день-деньской лежать у журчащего фонтана и ничего не делать, кажется мне весьма привлекательной. И все же я настаиваю на своей просьбе. Лукум пожевал губу. - Твое счастье, бей, что ты выглядишь влиятельным человеком. Иначе твои слова о многих делах меня бы не остановили. Твое счастье также, что ты красив. Мне трудно отказывать столь красивым людям. Я не отдаю своих наложниц и наложников чужакам. Однако согласен показать тех, кем готов поделиться, и ты можешь выбрать. Но лишь на одну ночь, Роше-бей. Я большой собственник. Роше улыбнулся. Не идеально. Но уже неплохо. Шансы есть. Знать бы, насколько высоки… - Твое предложение всецело меня устраивает, эфенди. Лукум хлопнул ладонями, подзывая прислугу. - Наслаждайся. Ешь и пей в свое удовольствие. Тебя позовут, когда все будет готово. Но ты не сказал, кем хочешь усладить тело и душу. Кого показывать тебе, Роше-бей? Женщин? Юношей? - Вы сами уже знаете, – с улыбкой отозвался Роше. - Знаю, – согласился султан. – Но законы гостеприимства обязывают спросить. Когда мысль о фонтанах станет приходить к тебе чаще, бей, возвращайся. Я буду тебе рад. - Всенепременно, – пообещал Роше. Бокал вновь наполнился, будто по волшебству. Блюда с мясом и сластями выстроились на низком столе. На середину зала выбежали танцовщики в воздушных одеждах. Султан Раха-Локум действительно уважал законы гостеприимства.
При виде выстроившихся в ряд наложников Роше, чьи глаза как будто успели уже привыкнуть к радужному великолепию окружающей обстановки, снова испытал искушение как следует проморгаться. Разнообразие оттенков кожи и волос способно было ослепить само по себе, а уж если добавить наряды… Даже притом, что ткани были, в большинстве своем, полупрозрачные, что несколько приглушало цвет. Заметив султана, стоявшего чуть поодаль, Роше смутно удивился. Последние слова Лукума, прежде чем тот оставил гостя наслаждаться едой и танцами, заставили его подумать, будто дальше его предоставят самому себе и служителям. Но, видимо, Лукум решил воочию убедиться, что гость поражен явленным зрелищем. Роше не собирался его разочаровывать. - Изумительно, – вполне искренне сказал он, медленно пройдя до конца ряда. Лукум довольно улыбался, от чего сдобные щеки его сделались еще пухлее, а весь вид – вдвойне приторнее. Роше снова пошел вдоль ряда, на этот раз задерживаясь перед каждым наложником. Всего их оказалось не так уж много, меньше, чем почудилось Роше на первый взгляд – полтора десятка юношей, тщательно выстроенных по росту. Все они не шевелились, только дышали едва заметно и смотрели строго под ноги. Самому младшему Роше дал бы около пятнадцати (хотя краска на лице мешала сказать наверняка), самому старшему – чуть за двадцать. Добравшись до начала ряда, возглавляемого двоими худыми темнокожими близнецами, одетыми в красно-белое и ростом лишь немного уступавшими ему самому, Роше опять двинулся обратно. - Какая занятная внешность. - Да? – Лукум, кажется, успевший не то слегка заскучать, не то впасть в дремоту, встрепенулся. Роше остановился ближе к концу ряда – возле паренька лет семнадцати, чей внешний вид и впрямь мог повергнуть в легкую оторопь. Его кудрявые, мягкие на вид волосы и нежная кожа были абсолютно белыми – как снег на вершинах, как летние облака. Ярко-алые жилетка и шаровары лишь подчеркивали эту пронзительную белизну. Пахло от паренька приятно, сладко. Оказавшись объектом столь пристального внимания, он слегка вздрогнул, но и только. - Пусть посмотрит на меня, – велел Роше. - Подними голову, Актай, – рядом засуетился один из евнухов. – Бей хочет посмотреть на тебя. Глаза у паренька были словно разведенное кьянти. Безразличный взгляд скользнул по лицу Роше и ушел в сторону. - Актай? – Роше осторожно взял его за острый подбородок. – Жеребенок? Собственные пальцы на фоне светлой кожи показались почти черными. - Белый жеребенок, – услужливо подтвердил евнух. – Он не говорит своего настоящего имени. Он вообще ничего не говорит. Сказав эти слова, евнух тут же прикусил язык, явно соображая, не ляпнул ли лишнего. - Белый жеребенок, – медленно повторил Роше, лаская подушечками пальцев гладкую, будто шелк, кожу. – Ему подходит. Пожалуй, я был бы не прочь прокатиться. - Это довольно непокорная лошадка, Роше-бей, – подал голос Лукум. – Немного слишком экзотичная для меня. Но я бросил ему платок*, и теперь считаю нужным предупредить тебя. - Брыкается? – губы Роше раздвинулись в жесткой улыбке. – Кусается? - Спаси Аллах! – воскликнул евнух в священном ужасе. - Ты бы вряд ли застал его здесь, бей, посмей он кусаться, – фыркнул Лукум. – Он из тех лошадок, которые быстро смиряются, но лишь с тем, чтобы дождаться благоприятного момента и встать на дыбы. - Я умею объезжать лошадей, – надменно сказал Роше. – Ты будешь смирным, верно, Актай? Темно-розовые глаза упрямо смотрели в пустоту. - Откуда он у вас, эфенди? – поинтересовался Роше напоследок, наблюдая, как евнухи уводят наложников. - Ты не поверишь, бей, – всплеснул Лукум пухлыми руками. Перстни, унизывающие его пальцы, сверкнули самоцветами. – Нашли в горах. - Я мог бы выкупить его, если он придется мне по нраву, – задумчиво произнес Роше. - Нет, бей. Я говорил уже, что не отдаю наложников чужакам. Эта птичка не щебечет песен и вовсе не искусна на любовном ложе, но все-таки она слишком редкостна, чтобы так просто выпускать ее из клетки.
Окно богато изукрашенной спальни смотрело на горы. Их сахарные вершины, залитые светом умирающего солнца, были сейчас как цветы камелии. Почти как глаза беловолосого юноши, стоящего у окна. Роше, войдя, притворил дверь и остановился, не решаясь ступить дальше. Юноша, резко развернувшись, посмотрел на него. На снежно-белом лице проступило нечто хищное. Алая ткань переливалась по телу, будто свежая кровь. - Актай? – нарушил тишину Роше. – Скорее Аккурт**. Ты злишься, да, Рафаэлло? Scusa, я пришел слишком поздно. Юноша покачал головой. - Ты пришел. - Слишком поздно, – повторил Роше. – Одно твое слово, и я сожгу этот сераль дотла. И Лукум растает, как медуза на горячем песке. - Поздно? – бледные губы искривились в усмешке. – Если ты про мою поруганную честь, то мне действительно поздно переживать по этому поводу. Кое-кто успел гораздо раньше, не правда ли, Рош? - Феллучо… - Ты слишком много волнуешься, caro, – перебил Рафаэлло. – Не случилось ничего, чего я бы не вынес. Не надо никого жечь. Лукум не такой уж плохой. Противный, липкий, и мне, наверное, долго еще будет тошно от сахарной пудры, но он не злой. И здесь было, в общем, не особенно скверно. Кормили хорошо и вообще… забавно. Ты видел этих близнецов? Должно быть, они, когда становятся вдвоем перед зеркалом, сами не могут сказать, кто из них Кит, а кто Кат. - Angioletto… - Не называй меня так, – поморщился Рафаэлло. – Свои белые крылышки я потерял довольно давно. - Да, – печально улыбнулся Роше. – Нимб пропил в кабаке, а арфу проиграл в карты. - Так-то лучше, – лицо Рафаэлло немного смягчилось, но глаза еще полыхали. Роше со вздохом пересек толстый ковер, остановился рядом. - И все-таки ты злишься, Феллучо. - Злюсь, – согласился Рафаэлло. – Но не на тебя. На себя. Я даже до условленного места добраться не в состоянии. Попался по дороге… как дурак. - Порой планы срываются, – Роше все еще не осмеливался коснуться его. – И мы не в силах с этим ничего поделать. Согласись, это не худший исход. Тебя могли убить. Или меня. Впрочем, я надеюсь, что люди твоего отца так и решили и не станут нас искать. Рафаэлло хмыкнул, но ничего не ответил. Снова повернулся к окну. - Уйдем ближе к рассвету. Ночью в горах слишком опасно. - Как скажешь, carino. - Разумеется, я мог бы выбраться и сам, – высокомерно добавил Рафаэлло. – Охрану тут набирают, похоже, из совершеннейших тупиц. Но я решил, что здесь ты отыщешь меня быстрее, чем если бы мы оба блуждали по горам. И теперь мы уж точно не разминемся. - Разумное решение, – согласился Роше. Рафаэлло, заподозрив в его словах насмешку, вскинул голову, но Роше сумел сохранить каменную серьезность. - Так или иначе, до рассвета еще далеко. Чем мы займемся? Роше пожал плечами. Ему отчаянно хотелось дотронуться, почувствовать шелковистую прохладную кожу обеими ладонями, обнять. Прижать к себе, в себя, чтобы больше никто… никогда… - Я не знаю, Феллучо. Рафаэлло посмотрел ему в глаза, и он, пойманный в бездонную розоватую глубину, не заметил даже, как алая ткань стекла на ковер. Исчезла, ушла, как алые отблески солнца уходят с горных вершин, погружая мир в темноту. - В таком случае, почему бы нам не заняться тем, для чего нас сюда привели? Обними меня, caro. Я твой, помнишь? Роше протянул руки.
***
Лелло, Феллучо, mio dolce bambino. Мой хрупкий снежный ангел. Прохладный. Теплый. Горячий. Снег, занимающийся пламенем. Пылающий вишневый цвет. Как я люблю, когда ты розовеешь вот так, angioletto, ангел мой, мальчик мой. Чистая белизна, тронутая ранним закатом. Твой запах. Твой вкус. Если прихватить сильнее зубами… восхитительная сладость на языке, а под ней, глубоко, горькая нотка миндаля. Ты опасен, ты ядовит, но я не боюсь. Ты – любовь, прекрасная и обреченная, и я не устаю пить тебя. Вскоре утренние лучи озарят опустевшую спальню, и ветер будет шевелить легкие занавески, а в ярком небе ликующе и свободно закричит сокол. Но все это будет потом. Сейчас же мы – единое целое, и для меня не существует мира, кроме тебя.
ПРИМЕЧАНИЯ
*Выбирая наложницу, чтобы провести с ней ночь, султан иногда бросал к ее ногам свой платок. ** Аккурт – (тур.) «белый волк».
Название: Запах лилий Автор:Tora Tallium Бета:Счётчик ворон Фандом: Ассорти, Eternity: Tomorrow Never Knows Размер: миди, ~11 700 слов Пейринг/Персонажи: Натс/Сникерс, Марс, Гейша, Линдт, Рафаэлло, упоминаются Комильфо, Ферреро, Баунти Категория: слэш Жанр: фэнтези, драма, АУ(кроссовер), детектив, экшен Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Натс – маг, в чьих жилах течет кровь людей и ангелов, – почти стал свидетелем магического убийства. Но он еще не знает, с какими последствиями ему придётся столкнуться в дальнейшем? Примечание/Предупреждения: кроссовер с оригинальной ролевой игрой. Смерть персонажа. После AWW слегка изменен финал.
– Ты её убил, – Натс с трудом оторвал взгляд от обнаженного женского тела, обращаясь к стоящему всего в нескольких шагах от него парню. Пару минут назад город озарила вспышка света, как раз когда он шёл от своей лавки с амулетами на рынок. Натс не придал этому значения – подобные вещи часто происходили в Гензо, куда стекались дороги всех трёх Царств. Вот только за поворотом его ждал сюрприз в виде трупа юной девушки, судя по форме ушей – эльфийки. Она лежала прямо на мостовой и казалась всего лишь спящей, в переулке стоял запах лилий, а смерть несчастной легко угадывалась по кровавому узору на её груди. Да и он скорее походил на искусную работу художника... – Неа, – весьма легкомысленно покачал головой парень, запрыгивая на ковёр-самолёт. – Если бы я хотел её убить, то сделал бы это гораздо тише... И на твоём месте я бы не стал задерживаться – наверняка сюда спешит городская стража. – Может, мне стоит задержать тебя до их прихода? – хмыкнул Натс, быстро преодолевая разделявшее их расстояние. – Правду ли ты говоришь? – Да не убивал я никого сегодня! – вспылил парень, хватая его за руку, и лёгким (пожалуй, даже слишком) движением затащил на ковёр. Натс только и успел краем глаза заметить движение тени за своей спиной. – Эй! – возмутился было он, но парень уже рванул ввысь, скрываясь с места преступления. – Из-за тебя нас могли поймать! – закатил глаза незнакомец и, только оказавшись достаточно далеко от источника запаха лилий, сказал. – Меня, кстати, Сникерс зовут. – Натс, – поправив очки, представился он. Благодаря своей способности чувствовать ложь он знал, что этот Сникерс сказал правду, и ту девушку в переулке убил кто-то другой.
– Клан Ферреро будет недоволен, – вздохнул Сникерс, задумчиво рассматривая Натса сквозь бокал виски. Тот по приземлении собирался быстро свалить, но Сник желал убедиться, что он будет держать язык за зубами. Лишние проблемы никому из них нужны не были. – Погибшая имела к ним какое-то отношение? – поинтересовался Натс, отвлекаясь от собственных мыслей и переводя взгляд на Сника. – Я могу тебе доверять? – его собеседник прищурился, на что Натс фыркнул: – Третий раз говорю – я чувствую ложь и знаю, что ты не причастен к убийству. От меня никто ничего не узнает, – он сложил руки на груди, так и не притронувшись к давно остывшему заказанному чаю. – Тебе же лучше, – Сникерс откинулся на спинку стула, отпивая виски. – А отношение она имела самое прямое, ибо была трэллом Роше. Сбежала, меня наняли, чтобы её вернуть, но, как видишь... Натс вздрогнул, как от удара. Очевидно, власть вампиров вызывала у него не самые приятные эмоции. Сник ухмыльнулся, сделав очередной глоток. Видимо, Натс его забавлял. – Я думал, их жертвы становятся преданными и после даже не думают о том, чтобы покинуть хозяина... – В большинстве случаев так и есть. В подробности меня не посвящали. – И, тем не менее, ты работаешь на Ферреро, – парень нахмурился, отодвигаясь от стола. По выражению его лица Сникерс подумал, что он воспринимает это чересчур болезненно. – Им нет дела до моего происхождения, пока я не сую нос не в своё дело, – он продолжил болтать. – И не делай такие круглые глаза, как будто ты ангел и у тебя перья потемнели. Как будто ты не в курсе, как люди становятся рабами в вампирских кланах. – Это не значит, что я обязан относиться к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. И если ты закончил, то я, пожалуй, всё-таки пойду. – Да чего ты такой напряженный, расслабься и получай удовольствие! Я могу тебя подкинуть, если... – Я против, – перебил его Натс, поднимаясь на ноги и быстрым шагом покидая таверну. Он не заметил, как, прикончив остатки виски, Сникерс выбежал за ним.
По всей видимости, Сникерса совершенно не волновало его, Натса, мнение. Первое время всё было тихо. Хотя в его лавку с амулетами и пришли стражники для допроса, Натс утверждал, что ничего не знает, и надеялся, что со Сникерсом больше не пересечется, но не тут-то было. Первый раз он заявился через пару дней после визита Хранителей Порядка – довольно скептично огляделся, разбил пару хрустальных шаров и, выругавшись, так же внезапно исчез. Второй раз Сникерс ближе к вечеру поджидал его, возвращавшегося с рынка. Судя по тому, что он успел задремать, сидя на земле, ждать ему пришлось довольно долго. Или, может быть, он просто слишком быстро заскучал – Натс тогда так и не выяснил, захлопнув дверь прямо перед его носом. Правда, даже сей недвусмысленный жест не спас его от визита на следующее утро. – Слушай, ты наверняка убедился, что я ничего не рассказал, когда ко мне приходили. Что тебе нужно? – Натс поправил очки, скрывая нервозность. Так уж вышло, что он не слишком-то стремился доверять людям и вообще находиться в чьём-либо обществе. Для общения ему вполне хватало белок, которых он нашел в лесу пару лет и выходил. С тех пор они были его лучшими друзьями. – Убедился. Но вообще-то я пришёл что-то купить, чтобы меня снова не выставили за дверь, – Сник рассмеялся, пристально рассматривая различные кулоны, скляночки и жезлы на полках. На переносице у него красовался тонкий шрам, который Натс в прошлый раз не заметил. – Что-то мне подсказывает, что сегодня ты ничего не купишь, – он лишь вздохнул, присаживаясь на стул за витриной. – Откуда шрам? – Глава семьи, к которой я формально отношусь, был не слишком доволен смертью того трэлла. А что, мне идёт? – Можно и так сказать, – Натс хмыкнул, хотя собирался ответить совсем не это. – Только не слишком похоже на вампиров, что ты вообще остался в живых... – Так в рожу мне и не Роше заехал, – пожал плечами Сникерс, как будто они говорили о чём-то само собой разумеющемся. – Ему, конечно, не понравилось – вроде как кровь той девушки имела некий специфический привкус, что-то больно ему напоминающий, но... – Подожди, – перебил его Натс. – Разве ты не относишься к клану Ферреро, если на них работаешь? – Парень, очнись, – Сник щёлкнул пальцами перед его лицом, нагнувшись через витрину. – С главными Ферреро такие сошки, как я, вообще не пересекаются. И уж тем более никто, кроме вампиров, не может считаться членом клана. Нос мне Марс сломал, глава семьи Форрест. Натс снял очки и стал медленно протирать их. Он жил в Арказаре, Царстве людей, но сюда стекались новости со всего Мира. Сложно было не знать, что Миром правили вампиры, хоть они и предпочитали оставаться на своей родине, в Мистдарке. Пусть у всех рас Трёх Царств были свои порядки, устои и правители – а вампиры были могущественнее их всех. Демоны гордо называли себя независимыми, но хоть как-то существенно пошатнуть власть того же клана Ферреро не могли. А ведь он был не единственным! Впрочем, это не мешало им строить амбициозные планы и устраивать свои маленькие дела, так что добившиеся особого положения демонические семьи были известны далеко за пределами родных земель. Например, Форресты. – Значит, ты демон? – сухим голосом поинтересовался Натс, снова надев очки. Сникерс уставился на него с непонимающим взглядом, явно сбитый с толку внезапным вопросом. Натс понял, что он всё это время продолжал о чём-то трещать без умолку. – Пф, скажешь тоже! – ступор Сника продолжался не слишком долго. – Нет, моя мать демон из семьи Форрест, а отец был человеком. Я химера. И хотя Сникерс продолжал на первый взгляд выглядеть так же весело и беззаботно, как и до этого, Натс чувствовал, что это только внешне он так легко и просто к этому относится. И на самом деле всю жизнь его, как любого полукровку, принимали за ошибку, относились как к мусору, считали недостойным места в приличном обществе. Натс знал, потому что сам был таким же. – Я аазимар, – после короткой паузы вздохнул он, глядя куда-то в сторону. Сникерс приподнял брови – он отлично знал, что это значило. Натс рассказал, что его человеческая мать соблазнила ангела во время короткого визита в Релианс любовным зельем, после чего ни разу в жизни его больше не видела. В детстве Натс часто пытался выяснить, почему она так поступила – он рано заметил, что дети вокруг него гораздо более жестоки. Им не хватало рассудительности, усидчивости, зачастую – банального представления о справедливости. Из-за возникшей разницы мировоззрений Натс так и не нашел себе друзей – ангельская кровь делала его другим, не похожим на остальных. И хотя с момента их возникновения в Мире вражда между демонами и ангелами не утихала, а Натс и Сникерс быстро поняли друг друга, почувствовав определённое родство. Они даже не заметили, как за беседой наступила ночь – к этому моменту Натс уже знал, что Марс запретил Снику возвращаться до особого распоряжения. На вопрос, как долго это может быть, Сникерс только пожал плечами и легкомысленно произнёс: – Может день, а может год, когда появится работа, на которую чистокровных будет отправлять жалко, учитывая наличие меня. – Знаешь, у меня есть свободная комната на втором этаже... Не хочешь переночевать здесь? – предложил Натс, и Сник без раздумий согласился.
За следующие дни Натс успел об этом пожалеть – Сникерс был слишком неугомонным, постоянно во что-то врезался, что-нибудь ронял, да к тому же явно не слишком понравился его белкам. – Но они грызли мой ковёр-самолёт! – оправдывался Сник, прижимая к себе кусок летающей ткани. – Между прочим, безумно дорогая вещь! – А ты их разбудил. И ел их орехи, – осуждающе покачал головой Натс, в этом споре явно остающийся на стороне своих питомцев. Впрочем, находились и приятные стороны. Так, Сникерс с интересом наблюдал за тем, как Натс мастерит амулеты: – И что это за жижа такая? – поинтересовался Сник, выглядывая из-за плеча Натса. – Это не жижа. Это зелье повышенной силы, – терпеливо объяснял он. – И как это работает? Какой-то счастливчик возьмёт эти браслеты и станет самым сильным, как оборотень, что ли? – Эти – нет, они одноразовые. Под конкретный заказ, – первое время Натса нервировало, что Сник задаёт так много вопросов, но со временем это чувство прошло. – Но ты можешь сделать и такие, которые будут действовать постоянно? – он нагнулся ещё ближе к браслетам, тем самым оказываясь ближе и к Натсу. – У меня нет нужных ингредиентов. А у тебя нет денег, так что успокойся и смотри. В свою очередь Натс находил любопытными тренировки Сникерса с ковром-самолётом и своей способностью управлять тенями. – Спорим, я пролечу до конца улицы и обратно за минуту? – Здесь пешком идти минут десять, на крыльях – пять... – высказал сомнение Натс, немного рассеянно рассматривая его линию плеч. – А ты смотри и засекай время! – Сник рассмеялся, срываясь с места так резко, что в первый момент Натс даже упустил из виду, куда он делся. Стоит заметить, что Сникерс и правда умел обращаться с этим ковром – Натс ещё никогда в своей жизни не видел столь быстрых полётов. А, может быть, никогда в жизни не видел кого-то, кто смотрелся бы на этом летающем куске ткани так естественно... И хотя белки продолжали пакостить Снику, а он в свою очередь отпускал в их адрес едкие комментарии, всё складывалось вполне удачно. Натс даже мог сказать, что именно этого ему раньше не хватало. – Слушай, а почему ты не исцелишь зрение? – поинтересовался как-то за ужином Сникерс. – А почему ты не уберешь шрам с переносицы? – приподнял брови Натс. Не то, чтобы его сильно это волновало, но иногда казалось, что он должен болеть. – Сам знаешь, демоническая кровь не очень хорошо реагирует на исцеляющую магию. И вообще, шрамы делают мужчин мужественнее! Но у тебя-то кровь другая, так почему нет? – У моей матери не было средств, чтобы отвести меня к целителю в детстве, – он пожал плечами. – Я привык носить очки, к тому же среди людей редко попадаются по-настоящему хорошие светлые маги.
Через неделю столицу Арказара Гензо озарила очередная вспышка света. Мёртвая девушка лежала на лестнице в одном из переулков на другой стороне Гензо. Натс часто ходил в этот район за порошками из растений Релианса, необходимых ему для защитных амулетов. Вот и сегодня он почти оказался свидетелем преступления, но было уже поздно, когда он увидел погибшую. И в этот раз она была его знакомой. Как и предыдущая девушка, Комильфо была полностью обнажена. Натс подошёл к ней и присел на корточки, не веря своим глазам. Казалось, он мог чувствовать тепло её тела, да и она выглядела скорее спящей, чем мёртвой. Теперь он мог разглядеть кровавый узор на её груди, как раз там, где находилось сердце – изящный рисунок лилии, чей запах снова наполнил переулок так, что кружилась голова. Глубоко вдохнув и выдохнув, Натс поднялся на ноги и быстро пошёл прочь – в прошлый раз стражникам не составило труда быстро найти место, от которого распространялся неестественно яркий свет, и у него не было оснований полагать, что сегодня что-то изменится.
– Я же говорил, что на ковре-самолёте было бы быстрее, между прочим, твои белки опять точили об него когти! – заверещал Сникерс, стоило Натсу только появиться на пороге, но он сразу осёкся. – Чего это ты такой бледный, как будто призрака увидел? – Увидел, только не призрака, – Натс криво ухмыльнулся, скидывая плащ и проходя в лавку. – Снова была убита девушка. Точно так же, как та... когда мы познакомились. – Охренеть, – присвистнул Сник. – Но в прошлый раз ты не был таким шокированным, приятель. – В прошлый раз я не был знаком с жертвой. – Неужели твоя подружка? – неуверенно поинтересовался Сникерс, подходя к нему и присаживаясь рядом. – Нет, – Натс покачал головой. В последнее время он сомневался, что ему нужна именно подружка. – Комильфо, дальняя родственница. Мы не общались особо, но всё равно как-то... – Ещё бы, – Сникерс представил, как бы он чувствовал себя, если бы обнаружил кого-нибудь из семьи Форрест мёртвым. Конечно, они не относились к нему, как к полноправному члену семьи, но видеть их смерть было бы, по меньшей мере, неприятно. – Странно, что Хранители Порядка ещё не нашли того, кто за этим стоит. Должно быть, это очень сильный маг. – Почему ты так думаешь? – Я не целитель, а в первый раз не мог рассмотреть, но... Непонятно, почему они умерли. Никаких видимых повреждений не было. Только рисунок лилии кровью на груди... видимо, теперь меня будет тошнить от этого запаха. – Я помню, трэлл Роше казалась вполне себе живой. Только не дышала, – задумчиво подтвердил рассуждения Натса Сникерс. – Может быть, это какие-то ритуальные убийства... – Это нас не касается, – покачал головой Натс, догадываясь, что Сник мог бы предложить самим заняться расследованием. – По крайней мере, пока в этом нет никакой закономерности – Комильфо точно никак не была связана с вампирами или эльфами, да и внешне они не были похожи. – Как знаешь, – со вздохом согласился Сникерс, но Натс почувствовал, что он испытывал разочарование в этот момент.
Наступила зима. Снег покрыл улочки Гензо, сделав его как будто чище и светлее. За это время не было новых вспышек света, так что Сникерс, кажется, угомонился со своей идеей стать детективами и расследовать магические убийства. Зато, узнав о сезонном фестивале, не на шутку обрадовался идее посетить его. – Там будет весело, вот увидишь! – донимал он Натса. – Привезут животных из Мистдарка, развлечения, выпивка, тир! – Если хочешь, сходи один. У меня дел по горло, – отмахнулся от него Натс. – У тебя всегда дел по горло, это не значит, что тебе не нужна передышка, – возмутился Сникерс. – Ты всегда такой серьёзный, прям до тошноты! Попробуй расслабиться и повеселиться хоть раз, и если тебе не понравится, то больше я не буду тебя звать. Натс устало посмотрел на него. Сникерс жил здесь уже почти месяц, но иногда возникало такое чувство, будто он живёт с ним уже несколько лет. Периодами Сник пытался вытащить его в какую-нибудь таверну, но каждый раз ему приходилось уходить одному. У Натса были свои причины воздерживаться от шумного времяпрепровождения – и без того он слишком часто замечал за собой, что подолгу засматривался на Сникерса и ловил себя на мыслях, которые раньше не приходили ему в голову. И вместе с этим было совершенно очевидно, что после общества демонов, известных своим разгульным образом жизни, Натс мог казаться ему скучным со своими амулетами и обществом из двух белок. Неожиданно для себя Натс понял, что ему не хотелось бы, чтобы Сникерс возвращался в Мистдарк. Он успел привязаться к нему, пусть порой он и был чересчур навязчивым... хотя к последнему Натс уже привык. – Ладно, – со вздохом согласился он. – Пойдём на этот твой фестиваль. – Ну наконец-то, – Сник подпрыгнул на месте, надевая зимний плащ. Обернувшись, он заметил, как Натс положил какой-то серебристый амулет в свою сумку. – А это зачем? – Что зачем? – переспросил Натс, не понимая, что Сникерс имеет в виду. – А, неважно. Не копошись, а то всё пропустим!
Хотя Сникерс настаивал на том, чтобы полететь к центральной площади, где и устраивался фестиваль, на ковре-самолёте, от этой идеи Натс отказался категорически, так что им пришлось идти пешком. Они всё равно успели к началу, и, внимательно заслушав программу на вечер, Сникерс первым делом направился к местам проведения различных активных мероприятий. До этого он три дня уговаривал Натса сделать ему амулет, повышающий меткость, но он оказался непреклонен. Зато теперь мог с интересом наблюдать, на что Сник способен сам по себе. В стрельбе из лука он не обошёл пару эльфов, но всё-таки отхватил себе призовую бутылку рома. Зато оказался первым в забеге на скорость, метании ножей и каких-то силовых упражнениях – Натс предпочитал не участвовать, а наблюдать за Сникерсом со стороны. – Ты мог бы поучаствовать хоть в чём-нибудь! – слегка обиженно сказал Сник после очередного состязания, в котором одним ударом нужно было выжать из какого-то специального магического приспособления как можно больше искр. К этому моменту половины бутылки рома уже не было. – Конечно, ты строишь из себя интеллигентного мага, но так ты не почувствуешь никакого веселья! – А, по-твоему, всё веселье заключается только в драках и выпивке, так? – ухмыльнулся Натс. – Хочешь, чтобы я высекал искры из заколдованного камня и подтягивался на перекладинах? – Давай ты просто поучаствуешь хотя бы в одном конкурсе, но его назову тебе я. – Да Хаос с тобой, – отмахнулся Натс, считая, что они уже прошли почти всё и должны были подойти к месту выступлений. – Тогда иди вон туда! – коварно рассмеялся Сникерс. Впереди был оборудован длинный стол, где как раз не хватало одного человека, и прежде, чем Натс успел бы возмутиться, Сник усадил его, победоносно ухмыляясь. Что ж, соревнования кто кого перепьёт не были коньком Натса, но раз уж он так попался, то собирался стереть эту ухмылочку с лица Сникерса... – Приятель, я от тебя не ожидал! – присвистнул Сникерс, когда Натс подошёл к нему сквозь толпу, держа в руках бутылку дорогого виски, которую он только что выиграл. – Интеллигентный маг, да? – насмешливо отозвался он. – То, что я не участвую во всех твоих заварушках, ещё не значит, что я ничего не умею. – Так я этого и не говорил, – приподнял брови Сник, отпивая ещё рома. – Просто ты не производишь впечатления человека, который умеет пить... – Я много чего произвожу и не произвожу, – туманно ответил Натс. – М, кто это там? Он кивнул головой в центр площади, где был установлен шатёр. Из него вышла ослепительно красивая смуглая девушка с голубыми глазами, которые он мог рассмотреть даже со своего места. Несмотря на начало зимы, из одежды на ней были лишь чёрный лиф и длинная юбка в пол с двумя вырезами. И множество золотых украшений. – Да ведь это Баунти! – удивлённо вскинул брови вверх Сникерс, проталкиваясь через толпу поближе к огороженной «сцене». – Я знал, что должны приехать лаэрские танцовщицы, но что выступать будет лично Баунти... Те, кто сегодня пришёл сюда, огромные везунчики! – Ты её знаешь? Она что, из Форрестов? – переспросил Натс, пристально разглядывая демоницу. – Почти. Она невеста Марса, – хмыкнул Сникерс, облизав губы. Заиграла ритмичная музыка, и Баунти, взмахнув руками, изящно задвигалась ей в такт. Украшения на её теле звенели в ритм, и казалось, что толпа вокруг замерла. – А она хороша... – шёпотом заметил Натс, когда музыка заиграла быстрее, не прекращая следить за блеском её волос и красотой стройного тела. – Ещё бы. Она лучшая из танцовщиц Лаэра. Зуб даю, здесь все ещё год будут по ней сохнуть. – А я бы не стал, – покачал головой Натс, на пару секунд отрывая свой взгляд от танцовщицы и переводя его на Сникерса. – У тебя выбора не будет, –ответил Сник. В его голосе сквозила горечь, или Натсу только показалось? – Мне-то всё равно, я уже видел её танцы. – Выбор есть всегда, – дружески пихнул его в бок Натс. – Может, она красива и танцует, что глаз не отвести, но я что-то всё никак не воспылаю к ней. Вообще. За тобой наблюдать интереснее. Последнее он сказал совсем тихо, но Сникерс его услышал. И, кажется, с этой секунды им обоим стало совершенно наплевать на танец лучшей Лаэрской танцовщицы.
Баунти всегда искренне наслаждалась вожделеющими взглядами толпы. Её взгляд, её голос, её движения – от всего этого многие не могли отвести взгляд, и если бы она захотела, то властвовала бы над ними, заставляя забыть о той жизни, что они имели раньше. Но простые марионетки не были ей интересны – она была могущественным демоном, и саму её влекла власть, превосходящая её. Она чувствовала её силу. Она должна была вернуться в Мистдарк этой же ночью – у Марса было для неё какое-то дело, и он отпустил её на фестиваль только ради поддержания хрупкого мира между Царствами. Баунти вышла из своего шатра на улицу, осматриваясь вокруг. Зима красила Гензо, добавляя этому городу простецкого очарования, но он всё равно не мог сравниться с Норшейном – ни по красоте, ни по холоду, который для Баунти здесь совсем не ощущался. Она жаждала познать её. Ей следовало дождаться финального выступления, прежде чем возвращаться, но Баунти не считала себя обязанной перед кем-то отчитываться. Её люди знали, что она вольна делать всё, что ей заблагорассудится, так что она собралась прогуляться до Портала в одиночестве. Она не могла позволить ей уйти. Баунти почувствовала ледяной мороз по коже, смутно знакомый ей по знакомству с кланом Ферреро – ощущение не власти, но неспособности сопротивляться воле вампира. В голову ударил приторный запах лилий, но вампиры не источали столь сильных запахов никогда – она точно это знала... Она обернулась, готовая напасть и защищаться, но он подкрался бесшумно, и уже был слишком близко. Вспышка света ослепила её в тот же миг, как что-то острое и гибкое опутало её сердце, так что она даже не успела разглядеть лица человека, напавшего на неё. Баунти не могла пошевелиться, шокированная нахлынувшими ощущениями, и задрожала, окруженная сиянием, которое длилось вечность – она не почувствовала, как одежда рассыпалась на ней пеплом, как стало трудно дышать, как чьи-то чужие руки подхватили её, чтобы уложить. «Она – моя». Баунти закрыла глаза, будто пыталась скрыться от нестерпимо медленно гаснущего свечения, и вместе со своим последним выдохом перестала существовать.
Дальнейшее шоу было для Натса как в тумане – всё-таки он слишком много выпил на этом дурацком соревновании, куда его устроил Сник, к тому же организаторы, кажется, распылили какую-то магическую пыль, чтобы людям было теплее. Не дожидаясь финального выступления, они решили пойти домой – Натс только отошёл на пару минут, чтобы купить некоторые зелья, которые у него уже заканчивались, попросив Сника подождать его у входа на площадь. Он как раз собирался идти к выходу, когда город снова озарила вспышка – но сегодня Натс не хотел знать, кто был убит, по правде говоря, это совершенно не интересовало его в тот момент. Он чувствовал себя как никогда сильным и живым, и единственным его желанием было убраться с площади, как можно дальше от толпы, которая вообще могла не знать, что вспышки света означали чью-то смерть, ведь все они продолжали кричать и веселиться. Сникерс ждал его у входа, как они и договаривались. – Ты видел, – начал было он, но Натс его перебил. – Это не наше дело, – его голос звучал уверенно, хотя он лишь просил Сника послушать его. – Это работа Хранителей Порядка, разбираться с этим, не наша. Или ты хочешь попасть к ним на допрос вместо того, чтобы пойти домой? – Нет, – Сникерс не стал долго думать прежде, чем ответить. – Я определённо предпочту пойти домой. Он выдохнул, и Натс потащил его за собой, не слишком хорошо соображая, что он собирается делать, но вместе с тем абсолютно четко понимая, чего он хочет. Это было бы странно и неожиданно, если бы Натс не заметил ещё две недели назад, что на тренировках он стал смотреть на Сникерса пристальнее. Ему всё чаще хотелось поправить его непослушные волосы, дотронуться до бледной кожи, сократить расстояние... Стоило двери лавки амулетов за ними закрыться, как они, сбросив зимние плащи и сумки, бросились друг к другу, словно ждали этого момента всю жизнь. Натсу казалось, что он сходит с ума, пока они, спотыкаясь, но не в силах оторваться на приличное расстояние, поднимались на второй этаж, сбрасывая друг с друга одежду. Раньше он никогда бы не подумал, что такое возможно, но сейчас ни одна капля его души не противилась происходящему, как бывало раньше, когда он считал, что поступает неправильно. Целовать Сникерса, чувствовать жар его тела, быть так близко, как он никогда не мог себе представить – Натс готов был поклясться, что это лучшее и самое правильное, что он чувствовал в этой жизни.
Утром Сникерс проснулся первым от назойливого шума над ухом. Удивительно, но Натс, обычно поднимавшийся раньше, крепко спал и ничего не слышал. Осторожно поднявшись, чтобы не разбудить его, Сник заметил маленькую дымную птичку, сжимавшую в своём клюве послание. Хмыкнув, он забрал свиток – фирменный стиль Марса сложно было не узнать. Он открыл послание уже на кухне, как раз допивая кофе. И новости были совсем не радостными. «Здравствуй, Сникерс. Я немало удивился, когда ты впервые в жизни послушался моего приказа в точности и не стал возвращаться в Норшейн. Однако сейчас я требую, чтобы ты отправился к ближайшему Порталу и вернулся незамедлительно. Я не доверяю бумаге, но ты должен догадаться, по какому поводу ты мне требуешься. И незамедлительно означает прямо сейчас. Марс Форрест». – Блядь, – Сникерс сжал руки в кулаки, стукнув по столу. Его сумка стояла собранной в коридоре – по старой привычке быть готовым к любому поручению демонов. Не теряя времени, пока Натс ещё спал, Сник глубоко вдохнул, успокаиваясь. Он не собирался уходить навсегда, лишь на время... Но стоило ему взять в руки свой плащ, как он услышал недовольный вопрос: – И куда ты собрался с утра пораньше? Натс был в замешательстве. Иногда он опасался, что Сник получит распоряжение возвращаться и уйдёт, но он никак не ожидал, что он решит сделать это по-тихому. – Ты прекрасно знаешь, – не стал отнекиваться Сникерс, помня о его способности чувствовать ложь, но плаща из рук не выпустил. – Послушай, я не задержусь в Мистдарке, просто я уверен, что знаю, кто был убит вчера. – Думаешь, Баунти? – Натс нахмурился, подходя к нему. Он понимал, что если это правда, то дело стало личным для семьи Форрест, и все эти смерти теперь всё-таки касаются их двоих. – Я пойду с тобой. – Да ты рехнулся, Натс! – сердито крикнул на него Сник. – Мистдарк совсем не похож на это человеческое Царство, Арказар. Даже люди вокруг для тебя с твоей ангельской кровью слишком жестоки и беспринципны, и ты представить себе не можешь, что творится в столице Царства вампиров! Они просто убьют тебя за твоё происхождение, или, того хуже, продадут в рабство тем же Ферреро! Нет, ты туда не пойдёшь. – А я тебя не спрашиваю, – огрызнулся Натс, уже собирая сумку. – Если помнишь, моя родственница была убита тем же способом, так что это и моё дело тоже. Если ты позволяешь Форрестам втянуть тебя в это, то я иду с тобой. – Натс, я серьёзно, вообще-то, – нахмурился Сникерс. – А я тоже серьёзно, – пожал плечами Натс, уже успевший собраться в путь. – Я не хрустальный, уж один визит в Мистдарк точно переживу. Вздохнув, Сник согласился. Вот только если пару недель назад он жаждал заняться расследованием, то теперь уже не был так уверен в том, что хочет именно этого.
Портал располагался всего в паре кварталов от лавки Натса. Они шли молча, недовольные друг другом, но стоило им пройти сквозь голубую спиральную дымку (очевидно, стражники Порталов были слишком невнимательны, если их с легкостью смогли отвлечь искусные Тени, управляемые Сникерсом), как их немая обида друг на друга испарилась. Норшейн поражал своим мрачным величием. И хотя время в Мистдарке только близилось к вечеру, Натсу казалось, что давно наступила ночь. Раньше он сомневался в рассказах о том, что солнце здесь магически «затемнили», чтобы вампирам было комфортно вести дела в любое время суток – но теперь он лично видел тёмно-бордовую звезду далеко в небе, которая в Арказаре светила гораздо ярче. Они шли достаточно быстро, чтобы самая разношерстная публика вокруг не обращала на них внимания, а сам Натс при этом с интересом скользил взглядом по местной архитектуре. Почти все здания были построены из тёмных пород камня и стремились ввысь. Резкие, агрессивные, они были украшены лепниной, изображающей самых сильных и безжалостных животных Мистдарка. А может быть, это были некогда живые существа, обращённые в камень... Натс почувствовал, как к горлу подступает тошнота – Норшейн и правда был неподходящим местом для существа, в чьих жилах текла ангельская кровь. – Мы пришли, – отвлёк его от неприятных мыслей голос Сникерса, когда они оказались перед массивной кованой оградой, бесшумно отворившейся перед ними. Особняк семьи Форрест на первый взгляд казался скромнее близлежащих усадеб, но такое утверждение могло стать фатальным для непрошенных гостей. Уже здесь, около ограды, Натс мог ощущать мощь, исходящую от каменных стен, каждый дюйм которых был пропитан магией. Внутреннее убранство давило на посетителей так же, как и магические барьеры – своей непозволительной роскошью, высокими потолками и массивной отделкой. Магические факелы освещали коридоры, но и этого света было недостаточно, чтобы ни на секунду не забывать, где ты находишься. – Во-первых, ты опоздал, – бесстрастно заявил Марс, стоило им перешагнуть порог его кабинета. Натс сразу понял бы, что этот мужчина возглавляет одну из самых успешных демонических семей – в нём чувствовалась такая внутренняя сила, что попытаться оспорить его власть мог лишь последний глупец. – А во-вторых, ты должен был прийти один. – Марс, я... – начал было Сникерс, но наткнулся на недовольный взгляд его алых глаз и заткнулся. – Зачем ты явился, аазимар, – Марс будто выплюнул это обращение, но Натс продолжал упрямо смотреть ему в глаза, – если не за своей смертью? – Я мог бы помочь в расследовании волны убийств, начавшихся в Гензо, – спокойно ответил он на вопрос. Конечно, в этом особняке он был никем, но Натс твёрдо знал, что никому не позволит сломить себя. – Так ты рассказал ему? – Марс зажег сигару, переведя взгляд на Сникерса. – Нет, – расслабленно отозвался Сник. С детства к нему относились одинаково, как бы он не повёл себя, так что он вполне привык чувствовать себя свободно до тех пор, пока гнев Марса не выходил за рамки. Сейчас же Сник чувствовал, что он скорее заинтересован, чем по-настоящему рассержен. – Я был почти свидетелем двух первых убийств, – пояснил Натс. – К тому же вторая погибшая была моей двоюродной сестрой, так что я считаю, что имею право участвовать в расследовании. – Тебе нечего предложить мне, полукровка, – хмыкнул Марс, выпуская в потолок струйку дыма. – Вы ошибаетесь, – Натс выдержал паузу, пока Марс снова не обратил на него свой взгляд. – Ни для кого не секрет, что демонам чужда светлая магия. А все девушки умерли слишком неестественно, и чтобы понять, как, тёмной магии будет мало. Потребуется прибегать к консультациям целителей, но люди не так сильны в этом вопросе, как ангелы. Думаю, моё участие как нельзя лучше поможет вам найти убийцу вашей невесты. – Для аазимара ты слишком дерзкий, – Марс прищурился, и в этот момент Сникерс на секунду подумал, что он может убить Натса прямо на месте. Но в следующий миг Форрест поднялся на ноги, и продолжил бесстрастно. – Думаю, ты понимаешь, что если ты не найдёшь ответственного в смерти Баунти, ты покойник. Подумаешь сбежать – ты покойник. Если и правда такой умный, каким хочешь казаться, то сам знаешь, что дальше. – Клянусь Хаосом, что буду служить семье Форрест верой и правдой до тех пор, пока мой долг не будет сочтён исполненным, или моя душа не вернётся в Вечность. Сникерс заметно побледнел – он и сам произносил эти же самые слова, как только достиг сознательного возраста. Любой знал, что клятва Хаоса в сообществе демонов – это клятва служить до самой смерти, ибо демоны никогда не признают чужой долг исполненным. В то же время ещё там, в Гензо он знал, что это была единственная возможность для Натса покинуть особняк Форрестов и Мистдарк живым и невредимым. Сам Натс спокойно стоял и смотрел вперед, лишь бы не встречаться взглядом со Сникерсом. Теперь они в каком-то смысле оказались связаны одной и той же клятвой одному и тому же демону, и Хаос знает, что ждало их впереди. – Ну что ж, – губы Марса тронула довольная ухмылка. – Возвращайтесь в Гензо и принесите мне голову того ублюдка.
Название: "In Liverpool" Автор: Red_John Бета: - Размер: мини, 2459 слов Пейринг/Персонажи: Категория: джен Жанр: ангст Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: По заявке На-самом-деле-Гость: Сонгфик, на песню Suzanne Vega - In Liverpool читать дальшеПишет На-самом-деле-Гость:
09.03.2014 в 09:20
Тут мне просто кусочек картины видится. Рафаэлло умер, и на почве этого Тик Так немного сошёл с ума. Его держат в госпитале имени святой Пастилы, здание древнее, с колокольней. И каждое утро начинают звонить колокола. Это Тик, всеми правдами и неправдами выбравшийся из палаты, добрался до колокольни и теперь отчаянно звонит, словно пытаясь дозваться кого-то. Верёвки вздёргивают его тощее тельце на полметра вверх, ладони Тика покрываются волдырями от грубых верёвок, он рыдает навзрыд, только из-за звона его голоса не слышно, только видно красное от натуги и слёз лицо. А Дирол стоит у входа в башню, и сердце его сжимается от вида мальчика. И Дирол каждый раз не решается его остановить.
URL комментария Примечания автора: Песня, как мне показалось, очень хорошо описывает происходящее с точки зрения Тика - а в фике, скорее, у меня снова акцент на то, как видит это Дирол. Так что они взаимно друг друга дополняют, как я надеюсь) И - да, с заказчиком в итоге договорились обойтись без госпиталя) Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям. Предупреждения: -
Европа встречает их гораздо лучше, чем Диролу представлялось. Признаться, Дирол думал с ужасом обо всей той антисанитарии, которая ожидает их в этом путешествии, но, на самом деле, не так уж всё и плохо: улочки узкие и довольно чистые, аптеки встречаются едва ли не на каждом углу, больных чумой (которая у Дирола всегда в ассоциативной памяти неразрывно была связана с Европой) нигде не видно. Конечно, они избегают чересчур больших и известных городов, вроде Парижа и Лондона, потому что там всюду туристы, а Дирол видит в туристах чистое зло, способное уничтожить здоровье его подопечного одним-единственным выдохом в лицо. Сказать по правде, люди Диролу не нравятся вообще, особенно, когда они собираются толпами. Он бы и думать не захотел об этой поездке в какое-нибудь другое время, при других обстоятельствах. Диролу было спокойно и комфортно в своём городе, в своей больнице, в своём кабинете, где он проводил практически все дни напролёт, как улитка в раковине. Но вот Тику просто необходима была смена обстановки. И Дирол сдался: бросил все свои дела, что делал всего пару раз в жизни, при срочных обстоятельствах, оставил клинику на попечении многочисленных заместителей, взял Тика в охапку – и отправился с ним в самовольный тур по Европе, благо, денег на его счету накопилось за годы работы немало: зарабатывать он умел, а тратить – нет. Ещё Дирол думал, что придётся ежедневно следить, как бы подопечный не получил пищевого отравления. Все эти открытые кафе, соблазнительно пахнущие недоступными аллергику и диабетику Тику блюдами, фаст-фуд, тележки предприимчивых торговцев хот-догами и шаурмой, катающиеся туда-сюда по улицам… Но Тик его удивляет: он глядит на еду – на всю еду, не только на ту, что ему нельзя – отрешённо и как-то равнодушно. Вообще ест исключительно тогда, когда Дирол теряет терпение и угрожает кормить его глюкозой внутривенно. Да и тогда – едва-едва пробует свою порцию, жуёт старательно, но без всякого энтузиазма, и, не осилив и половины тарелки, говорит, что наелся. Его лицо, и так далеко не образец здоровья, с каждым днём заостряется всё больше, Тик весь осунулся, как бывало с ним только в самые тяжёлые периоды обострений. Мало того – так ещё и эти чернильные круги у Тика под глазами не дают Диролу смотреть на него спокойно. И иногда, при взгляде на него, у Дирола появляется кощунственная для врача мысль о том, что уж лучше бы Тик Так, право слово, объедался шаурмой и зарабатывал язву прочими недозволенными продуктами – может, пищевое отравление хотя бы ненадолго вытянуло его из того безрадостного состояния, в котором он пребывал. В Ливерпуле пасмурно, когда они приезжают туда. На улицах – раннее утро, серое и тоскливое; остальной город будто бы ещё не проснулся. Первый экскурсионный автобус, в который они садятся, почти пустой: на заднем сидении полудремлет благообразная старушка, а через проход от них сидит, хмуро уставившись в окно и отгородившись от мира наушниками, какой-то андрогинный неформал – вот и все пассажиры. Тик тоже смотрит в окно – безучастно, без всякого выражения. Он снова не спал ночью, Дирол знает, потому что не мог уснуть и сам: Тик что-то бесконечно шептал в темноте их одного на двоих купе в поезде, тянул вверх белые руки, будто пытался до кого-то дотронуться, а потом – когда, видимо, дотронуться всё же не удалось – вздохнул так горько, что у Дирола болезненно сжалось сердце. И долго ещё не отпускало. Они проезжают старинную городскую ратушу, знаменитый клуб «Cavern», где впервые дебютировали однажды «The Beatles», строгий Сент-Джордж-Холл, горделивое здание Кьюнард-билдинг, похожее на итальянское палаццо, и бесконечное количество музеев. Тик остаётся безразличным ко всему – ровно до тех пор, пока они не останавливаются возле Ливерпульского собора, и экскурсовод говорит: - А это – один из самых больших соборов мира. Проект создавал архитектор сэр Джайлс Гилберт Скотт, который также придумал дизайн легендарной британской телефонной будки. Со стометровой колокольни открывается роскошный вид на город. Между прочим, ходит легенда, что тот, кто позвонит в колокол на башне, сможет быть услышанным даже на небесах. И Тик Так на этих словах вскидывается, и в его потускневших глазах вспыхивает и гаснет болезненно-острая искра. Дирол сжимает зубы и отворачивается от него, нарочно внимательно разглядывая собор. Ему не хочется смотреть на Тика сейчас – просто потому, что он не знает, сколько ещё выдержит всё это.
Три месяца назад в автокатастрофе погиб Рафаэлло. Он как раз ехал от брата, и он был, вероятно, в весьма растрёпанных чувствах, потому что они с Тиком только что крупно поссорились. На глазах Дирола, Тик Так, обычно тихий и улыбчивый, вдруг начал ни с того ни с сего кричать на брата и со слезами обвинял его в том, что Рафаэлло, якобы, только рад был бы, если Тик так никогда и не поправится, потому что в ином случае наверняка станет мешать его жизни. Рафаэлло слушал его молча, ошалело моргая, и попытался даже воззвать к логическим доводам – но Тик был в истерике, на которую сам себя накрутил, и не хотел ничего слушать. Рафаэлло уехал. И то ли вся эта ссора послужила причиной его невнимательности на дороге, то ли что-то ещё – но завернувший из-за угла грузовик он, как бы там ни было, по всей видимости, просто не успел заметить. С тех пор Тик сам не свой: разумеется, он во всём винит исключительно себя.
И ладно бы только это – но есть кое-что, что Дирола очень, очень беспокоит, как будто мало было обычной в таких случаях депрессии. Всё дело в том, что Тик, кажется, понемногу сходит с ума. В первый раз, когда Дирол это заметил, они ещё пока никуда не собирались ехать. Они прогуливались в больничном саду, и вдруг Тик замер, и его расфокусированный взгляд прочно укрепился где-то поверх плеча доктора. Дирол несколько раз оборачивался, недоумевая – но в саду, кроме них, никого в тот час не было. Потом это повторялось всё чаще и чаще, и Тик окончательно потерял сон и аппетит. Несколько раз Дирол, совершая ночной обход больницы, слышал, как Тик с кем-то говорил, кого-то слёзно упрашивал, после чего задушенно плакал в подушку. Дирол спрашивал: - Тебя кто-нибудь обижает здесь? Тик отмалчивался и мотал головой, и снова задерживал взгляд на пустом пространстве за спиной доктора. Дирол пытался не придавать этому значения (потому что Тик был тем единственным пациентом, в психическом здоровье которого Дирол был абсолютно уверен – до сих пор), пока однажды Тик не сказал ему нечто такое, отчего у него – у солидного врача со стажем, общепризнанного циника и скептика – поднялись дыбом волосы на затылке: - Знаешь… он приходит ко мне не только с тобой. Иногда – один. И чаще всего ночью. У Дирола медленно поползли мурашки по спине от его тона и от странного выражения, застывшего в глазах – смеси отчаяния, печали и нервной паники. - Кто приходит? – спросил он севшим голосом. – Тик? Кто к тебе приходит? Тик улыбнулся ему бледной, безжизненной тенью своей обычной улыбки, смотревшейся на его исхудавшем лице как-то жутковато. - Раф, - ответил он просто, как будто было чем-то само собой разумеющимся. – Мой брат. Он и сейчас… стоит рядом с тобой. Ты его разве не видишь? Только он никак не даёт мне себя коснуться… и молчит. Он всегда молчит, доктор. Почему он молчит?..
Таким образом, они оказываются в Европе, потому что Дирол, скорее, готов подвергнуть Тика опасности подхватить какую-нибудь новую болезнь в букет ко всем старым – готов бросить клинику на неопределённый срок, и это тоже говорит о многом – чем признать, что Тику, возможно, требуется помощь не врача общей практики, а квалифицированного психиатра. Но это легко объяснить: Дирол боится. Боится, что Тика накачают лекарствами, которые погубят его живой ум и цепкую память; боится, что лекарства не помогут; боится, что Тика запрут в лечебнице для душевнобольных, где тот вполне способен будет умереть от тоски. Боится, что Тика отнимут у него, и что кто-то другой не сумеет о нём позаботиться. Боится его потерять. Он хочет его защитить любой ценой, даже если это не профессионально. Он хочет его спасти.
В Ливерпуле, после экскурсии, Дирол заходит в аптеку, а Тик Так остаётся возле витрины книжного магазина, обещая, что подождёт здесь. Дирол знает: Тик не любит аптеки и запах лекарств, наполняющий их изнутри – просто потому, что в этом запахе, пожалуй, заключается вся его жизнь. Дирол говорит, что вернётся через пять минут, наказывает, как строгая мамаша, не разговаривать с незнакомцами, не принимать от них никаких подарков, не околачиваться возле подозрительных на вид чёрных пакетов и, желательно, не вдыхать слишком глубоко вредные выхлопы, которых поблизости нет и в помине – город всё ещё спит. Тик послушно кивает, как заведённая куколка. Когда Дирол возвращается, Тика уже нигде нет. Только что стоял здесь – и уже пропал из виду. Дирол сбивается с ног, разыскивая его. Он забегает в книжный, потом ещё в десяток ближайших магазинчиков. Спрашивает прохожих, не видели ли они тощего беловолосого мальчика, похожего на заморенную голодом бледную поганку – в вопросе прорывается испытываемое им раздражение, но люди смеются над этим описанием и пожимают плечами: нет, никто не видел такого, извините, сэр, ничем не можем помочь. Дирол пытается дозвониться до Тика, но тот, как назло, почти никогда не берёт трубку – сейчас и подавно. Зачем ему, спрашивается, вообще нужен телефон, если он им, чёрт возьми, не пользуется? Дирол сердится и думает: «Я найду этого маленького паршивца и надеру ему уши, честное слово. И если он опять провалится в открытый люк – вытаскивать не стану! Хватит с меня! Пришла ему пора узнать, что, если он так любит приключения – придётся рано или поздно отвечать за последствия, и я тут ни при чём.» Нет, неправда, на самом деле он думает: «Хоть бы с ним ничего не случилось.» Кто знает, куда может увлечь доверчивого мальчишку мёртвый брат?..
Над городом разносится колокольный звон. Лишённый всякого ритма, громкий и надоедливый, он мешает Диролу думать.
Дирол ловит такси, собираясь вернуться в гостиницу и подождать Тика там. Но вдруг, уже усевшись в такси, хлопает себя по лбу, осознав, что колокол всё ещё звонит, а до полудня, тем временем, ещё целых два часа. И вспоминает слова экскурсовода про колокольню. Говорит водителю сменить направление – к Ливерпульскому собору. Колокол до сих пор звонит, когда он буквально выскакивает из машины возле собора. Дирол щурится тревожно, пытаясь рассмотреть в затерявшейся среди серых облаков вышине белую фигурку на вершине башни – конечно же, безуспешно. Однако люди здесь оказываются более отзывчивыми. Они любезно отвечают: да, сэр, наверху – мальчик, которого вы ищете. Это он звонит. Некоторые недовольно спрашивают: как его туда только пустили, такого неуравновешенного? От звона у Дирола болит голова, и многие туристы, видимо, его мнение разделяют. Не помня себя от беспокойства, Дирол буквально взлетает вверх по лестнице. Эта самая лестница ему кажется совершенно бесконечной. В голове у него – целый ворох самых разнообразных ужасающих картин, и самую страшную из них, самую жестокую, Дирол видит перед глазами как живую: Тик Так, плачущий, вздёргивающий раз за разом грубую верёвку колокола, повисающий на ней всем своим хилым телом, зовущий кого-то, кто уже не мог его услышать – особенно сквозь этот чёртов заполняющий собой всё пространство звон, куда там мёртвым, даже живые мало что смогут разобрать, начни они разговор вблизи – и затем слепо бросающийся вслед за своим призраком вниз, с высоты ста метров, прямо на вымощенную фигурной плиткой площадь перед собором. «Если это и правда ты, Рафаэлло, - думает Дирол со злостью, задыхаясь от бега и долгого подъёма. – То ты оставишь своего брата в покое, наконец! Он не заслужил всего этого! Он только маленький глупый ребёнок, который хотел немного любви от своей семьи!» Чёрт! Что за ересь в голову лезет, уму непостижимо. С другой стороны, Дирол готов сейчас поверить хоть в летающего макаронного монстра, если это поможет. И звон нарастает, и ещё больше, ещё громче, от него уже гудит в ушах, и зловеще обещает заскочить в гости мигрень, старая знакомая, и источник звона всё ближе… …а потом он просто прекращается. Дирол не сразу осознаёт отсутствие этого раздражающего звука внутри гулкой башни. А осознав – замирает на секунду, сглатывает, внутренне готовясь к худшему. После чего возобновляет подъём, уже гораздо медленнее, будто бы ноги отказываются проходить оставшиеся ступеньки, и входит в звонарню.
Тик Так сидит, прислонившись к стене, и смотрит куда-то вдаль – в небо. Оказывается, пока Дирол был здесь, тучи успели понемногу разойтись, и теперь среди серой пелены тут и там виднеются золотые солнечные просветы. Один из таких просветов направлен прямо в окошко звонарни. Тик поднимает голову, когда чувствует присутствие Дирола. Он улыбается, хотя его нос, глаза и щёки существенно покраснели от слёз. Кожа на внутренней стороне ладоней у него слегка содрана толстым колокольным канатом – хорошо хоть, не до мяса. - Привет, - говорит он хрипло, голос у него, очевидно, сорван к чертям. Дирол пару мгновений размышляет – а не сошёл ли уж он с ума за компанию, и, быть может, видит теперь не самого Тика, а только его призрак? Чушь, конечно – но он всё равно подходит к краю площадки и со всем возможным хладнокровием, на которое сейчас способен, глядит вниз. Там, внизу, площадь, местами залитая солнцем, пёстрые группки людей неспешно движутся прогулочным шагом, оттуда долетают вспышки фотоаппаратов. Нигде не наблюдается, вроде бы, кровавого пятна на мостовой, вокруг которого непременно обозначилась бы суета. Что ж… значит, можно наконец-то перевести дыхание. Тик удивлённо поднимает брови, когда он поворачивается к нему: - Дирол, ты что… думал, я прыгну? Дирол не отвечает. Подходит ближе, ощупывает его привычно на предмет каких-нибудь повреждений, трогает ему лоб и проверяет зрачки. Внутри он старается унять всё ещё заходящееся в истерике сердце. - Дирол, - Тик берёт его лицо в свои ладони. Снова улыбается, глядит серьёзно. – Я бы так с тобой никогда не поступил. Я теперь… знаю, каково это. Лучше, чем мне хотелось бы… Прости меня, ладно? За то, что я убежал. Я должен был попасть сюда, а ты бы не отпустил. Прости меня, пожалуйста. Я так больше не буду делать. Обещаю. Дирол молчит ещё какое-то время. Помогает Тику подняться. Говорит сухо: - Ты меня до инфаркта чуть не довёл, бестолочь окаянная. Потом он обнимает его – порывисто, крепко, отчаянно – и отпускает так же быстро, чтобы Тик не догадался, до какой степени напугал его. Тик берёт его за руку и переплетает с ним пальцы, и вновь смотрит в небо снаружи башни. - Всё кончено, - произносит он тихо, и в его надорванном голосе – светлая печаль, такая не похожая на все эти мучительные тоскливые дни, что были до этой башни. – Я позвал его, и я попросил у него прощения. И попрощался с ним. Раф сказал, что всё в порядке. Что он любит меня. И исчез… я не думаю, что он вернётся. - Это хорошо, Тик, - нет таких слов, которые могли бы выразить испытанное Диролом облегчение, так что он даже не пытается их подобрать. - Да. Хорошо. Они молчат ещё минуту. Тик первым делает шаг к лестнице, не отпуская его руки – ему никто бы и не позволил отпустить, пусть теперь знает. Они начинают спуск, погружаясь в прохладный полумрак башни. У одного из окон Тик останавливается, поворачивается к Диролу лицом и говорит: - Послушай, я проголодался. Я видел такую замечательную пекарню по пути… Дирол вздыхает. Его внутренний доктор где-то там, в глубинах сознания и подсознания, наливает себе воображаемый коньяк и готовится станцевать короткую, молниеносную джигу – хорошо, что этого никто и никогда не увидит. - Посмотрим, - ворчит он по привычке. – Если у них найдётся меню для диабетиков, может, и заглянем. Я сам тут на нервной почве скоро язву заработаю. Вместе с тобой.
В Ливерпуле – чудесное воскресное утро. Европа, думает Дирол, совсем не так уж плоха.
Название: «О весне и мандаринах (и немного об одиночестве)» Автор: Red_John Бета: - Размер: мини, 3782 слов Пейринг/Персонажи: Тик Так/Дирол, Орбит, Милка Категория: джен, можно углядеть намёк на преслеш) Жанр: повседневность, подразумется романс Рейтинг: G Краткое содержание: По заявке На-самом-деле-Гость: Сонгфик, на песню Suzanne Vega - Tom's diner читать дальшеПишет На-самом-деле-Гость:
09.03.2014 в 09:20
Для меня это как рассказ от лица Дирола, как он сидит на работе, люди мимо него приходят и уходят, встречаются, любят друг друга, а его это движение никак не касается, он как скала, торчащая посреди реки. И только Тик видит его и общается с ним, любит его.
URL комментария Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям. Предупреждения: -
Дирол снял очки и потёр переносицу. Гора бумаг на его столе, как ему казалось, ничуть не уменьшилась за день, хотя он сидел сегодня за ними с самого утра. В самом деле, откуда их столько в середине недели? Он сегодня даже обход сделать ежедневный не успел по больнице. Документов накопилось столько, что они, похоже, уже начинали мутировать, оживать и превращаться в постепенно в бюрократического монстра, грозящего сожрать его целиком. Дирол чуть сдвинул всю эту кипу в сторону, надеясь докопаться до поверхности стола: беспорядок раздражал его, но разобраться с ним прямо сейчас возможности не имелось. Там, под кипами отчётов, жалоб и объяснительных, внезапно обнаружился некий позолоченный прямоугольник – и прежде, чем он успел в него как следует вглядеться, в дверь постучали. В кабинет просочился Орбит. Его открытое обычно, дружелюбное лицо так и светилось на данный момент хитростью, которая, как тот думал, наделяет его этаким флёром загадочности – на деле же всего лишь позволяла читать его, как открытую книгу. Дирол вздохнул. Он знал, что сейчас последует. - Шугафри, - сказал он строго. – Ещё только четыре часа. Твоя смена заканчивается в семь. Я тебя никуда не отпущу, имей совесть. Орбит невинно захлопал разноцветными глазами: - Но, шеф! Видишь ли, у моей престарелой бабушки пропала собака, и, э-э, она очень волнуется, и я должен… - Твою «бабушку» зовут Ментос, ей двадцать три, и вчера вы целовались с ней прямо в приёмной, едва не вызвав сердечный приступ у заглянувшего туда старичка из неврологического, - перебил Дирол сухо, показательно взмахнув очередной жалобой. – Ты совершенно не умеешь врать, смирись с этим. Знаешь, обычно меня личная жизнь сотрудников не волнует, но это уже третий раз на неделе. И сегодня только среда, что весьма показательно. Всему есть предел. Орбит покаянно опустил голову, продолжая при этом с надеждой посматривать на начальство исподтишка. Присел на край стола, наклонился к главному врачу доверительно и решил избрать другую тактику: - Дирол, ну… она обещала мне романтический ужин сегодня. И я бы хотел купить ей подарок. Ну, ты же понимаешь, - и он выразительно задвигал бровями. Дирол протёр очки, нацепил их обратно на нос, чтобы не щуриться подслеповато в лицо лучшего друга. Нахмурился и твёрдо сказал: - Нет, Орбит. Не понимаю. И ужин, и подарок – всё это вполне подождёт до семи. Орбит фыркнул и слез со стола, несколько разочарованный, видимо, в своёим искусстве убеждения. Он знал: если уж Дирол сказал, что не отпустит, то дальнейшими попытками его разжалобить можно себя не утруждать. - Если бы у тебя только была девушка, дружище… - проворчал он недовольно. – Или хоть домашний питомец, блин! Неужели тебе действительно не к кому спешить домой? М-м? Пыльные книги в духе «Как стать совершенным занудой»? Кактусы, которые ждут-не дождутся поливки? Дирол нахмурился ещё больше. У него не было кактусов, зато имелись аквариумные рыбки, которых недавно посоветовал завести штатный психолог, чтобы справляться со стрессом. Рыбки были неприхотливы, молчаливы и довольно чистоплотны, внимания много не требовали – хвостом, конечно, не виляли при виде него, зато и регулярные поздние возвращения согласны были терпеть сколько угодно, лишь бы он не забывал сыпать им корм дважды в день и чистить аквариум раз в месяц. - Орбит… - Ладно-ладно! – тот вновь заулыбался беспечно, поднял руки вверх ладонями и попятился к двери. – Умолкаю, о мой господин, о суровейший из суровых. Ваш покорный раб пошёл горбатиться дальше, пока солнце ещё высоко. Кстати, про солнце! – он обернулся у самой двери, уже схватившись за ручку, и возмутительно подмигнул. – На ресепшне сказали, что звонила твоя поклонница, снова спрашивала тебя. Пригласи её на свидание наконец, мистер сердцеед! С этими словами, не дав Диролу ответить, Орбит проворно выскочил в коридор. Дирол закатил глаза к потолку: отчего-то он совершенно не сомневался, что тот всё равно опять смотается с работы пораньше, только на этот раз – без его разрешения. Медсёстры обожали молодого обаятельного хирурга безмерно и готовы были хоть целыми днями его покрывать его выходки. Это у Орбита было ещё со времён их совместной ординатуры. Дирол хорошо помнил, каково это: «Дирол, у меня друг из универа приехал, зовёт пива выпить, прикрой меня», «Дирол, мы тут собрались с мужиками на футбол, скажи там, что я заболел», «Дирол, я хочу назначить пациентке свидание, подыграй мне», «Дирол, у нас небольшой междусобойчик тут намечается, возьмёшь моего пациента себе пока?», «Дирол, давай поменяемся дежурствами, тебя же всё равно никто не ждёт в праздники, а у меня родственники, друзья, и вообще…» И Дирол прикрывал, и подыгрывал, и брал под свою ответственность тех, на кого у Орбита времени не хватало, и без споров менялся дежурствами, и оставался в больнице на все праздники и выходные, если это требовалось – благодаря чему, в основном, и удостоился от Орбита звания лучшего друга. У Орбита бы насыщенная личная и социальная жизнь… а у Дирола была, в общем, работа. Ну – и рыбки теперь, да. Он вгляделся в глянцевый прямоугольник золота на столе. Это оказалось приглашение – Марс просил бывшего одноклассника придти на его свадьбу. Просил, впрочем, не слишком сердечно: имя Дирола было просто вписано в пропуск, самому же Диролу не поступило ни звонка, ни хотя бы уведомления по электронной почте. Дирол не возражал: он всё равно не очень-то общался с одноклассниками даже в школе,что уж было говорить про нынешние времена, когда общение и вовсе сократилось до профессиональной необходимости. Да и Марс теперь заделался важным бизнесменом, а Дирола вспоминал разве что потому, что проходил как-то в его клинике обследование по старому знакомству. В клинике же и повстречал будущую невесту. «Все с ума посходили с этой весной, - подумал Дирол, убирая приглашение в стол. Идти на свадьбу было решительно не с кем, а одному, вроде как, на подобные мероприятия заявляться было не принято. Да и зачем? Никто его на самом деле там не ждал. – Орбит с его ужинами романтическими и поцелуями в приёмной. Медсёстры, закрывающиеся в подсобках с санитарами и зелёными интернами. Пациенты, - он ассоциативно вспомнил о «поклоннице», упомянутой Орбитом. – С врачами флиртуют напропалую. Марс – и тот женится. Никак от него не ожидал! Хотя Баунти, безусловно, девушка более чем достойная…» Так он размышлял, сражаясь с порождением бюрократического Ада, и время понемногу близилось к семи. Дирол подумал, не совершить ли всё же напоследок обход, но он чувствовал себя для этого слишком уставшим, так что решил только зайти в палату к Тик Таку – самому частому пациенту клиники, которому, если бы за него и так не платили щедрые богатые братья, можно было бы даже сделать скидку за лечение, как постоянному посетителю. Тик улыбнулся при виде него: - Доктор! А вы сегодня поздно. Я думал, уже не заглянете. «Надеялся, что не загляну,» - поправил про себя Дирол по привычке, поскольку у большинства пациентов эту надежду просчитать было довольно легко. Дирол огляделся. Тику опять кто-то притащил целый пакет мандаринов. Убить мало мерзавца, который снабжает ими мальчишку, подумалось Диролу: Тик мандарины мог лопать килограммами, несмотря на то, что у него на них имелась жесточайшая аллергия. Дирол их, конечно, отбирал, да толку мало. - Не раздавайте их персоналу, - Тик рассмеялся, ничуть не возражая, когда Дирол изъял пакет. – Съешьте сами, доктор. Ради меня. - Взяток не беру, - хмыкнул он в ответ. Но мандарины домой всё-таки забрал. Дома рыбки выразили минутную радость по поводу корма, полученного из его рук. За окном всю ночь устраивали концерты кошки со всех дворов – у них был законный март. «Весна, - думал Дирол, засыпая под непрекращающееся мяуканье. – Глупость какая. И ведь люди используют её как оправдание. Но на меня же весна не действует почему-то? Следовательно, сохранять разум важно в любое время. Кто-то должен оставаться хладнокровным и рациональным, иначе катастрофы не избежать.» Вот только – почему же, интересно, этим «кем-то» всегда должен быть непременно он? Дирол не хотел об этом размышлять, но вакансия «сохраняющего разум», похоже, была не слишком-то желанна. Как профессия уборщика или сантехника: всем ясно, что существует нечто, что обязательно должно быть сделано, но, конечно же, почти каждый предпочитает, чтобы это было сделано не им. А кем-то другим. В четверг Тику кто-то принёс целую коробку шоколадных конфет – вероятно, всё тот же неизвестный Диролу (доброжелатель, сказал бы кто-то) злопыхатель. И ещё пакет мандаринов. Дирол посмотрел на подарки так строго, что, будь они чуть более чувствительными, уже воспламенились бы и обратились бы в пепел прямо на месте. - Это, доктор, вам, - Тик Так снова подарил ему солнечную улыбку. – За труды. - Конечно, - Дирол повернулся к нему и грозно сверкнул очками. – Мне. За труды, значит. И ты, конечно же, вовсе не собирался это съесть до моего прихода. - Не-а, - тот был сама невинность. – Как можно есть чужие подарки! Вот так и получилось, что вечером после работы, покуда пациентов (и даже бумажной работы, что удивительно) сегодня было сравнительно мало, Дирол пил в своём кабинете чай с конфетами и мандаринами. Орбит, как ни странно, согласился разделить с ним «страшную участь» – Ментос сегодня развлекалась в клубе с подругами, и ему было пока некуда особенно торопиться. - Тоскливая у тебя жизнь, дружище, - поделился вдруг Орбит, едва ли не целиком засунув себе за щёку конфету с ликёром. – Чего не отдал конфеты нашей новой симпатичной медсестре? Ей было бы приятно. - Зарабатывать кариес и диабет – так самому, - у Дирола имелось своё понятие ответственности. – Нечего мне персонал травить. Орбит проницательно на него взглянул. - Ты знаешь, что я не это имею в виду. - Знаю, - Дирол поморщился. – Ты предлагаешь мне домогаться моих же подчинённых? У тебя очень своеобразное понятие о трудовой этике. Орбит вздохнул. Он был влюблён, и потому в последнее время разговоры с Диролом у него как-то не ладились: непонимание между ними было достаточно прочным ещё во времена юности, а уж сейчас и вовсе росло не по дням, а по часам. Как влюблённый (и как романтик, каковым он себя считал), Орбит теперь мыслил совсем по-другому. - Ну, - спросил он чуть погодя. – А что насчёт твоей поклонницы, этой, как её там… Милки Крафтфудс? Я слышал, она довольно симпатичная. Дирол покрутил в пальцах конфету, покрытую горьким шоколадом. Он не понимал, почему всё ещё не выбросил ничего из того, что Тику бесконечно приносили родственники, а он конфисковал. Вообще говоря, он ни разу не видел, чтобы Тик Так притронулся на самом деле хоть к одному из таких вот «гостинцев» сам – он часто украдкой ел то, что ему было противопоказано, но никогда – то, что успевал забрать Дирол. И каким-то образом «конфискованное» почему-то вполне подходило его вкусам. - Я назначил ей встречу на завтра. И она не поклонница, Орбит. Хватит её так называть. То, что она хочет видеть лично главного врача и никому не говорит, в чём дело – ещё не признак того, что она непременно моя воздыхательница. Орбит похлопал его по плечу, отчего Дирол едва не подавился злочастной конфетой. - Вот в этом и заключается твоя проблема, друг мой, - наставительно произнёс он. – Ты сам отталкиваешь людей, потому что думаешь, что всем от тебя что-то нужно. И даже ни на секунду не допускаешь мысли, что можешь кому-то просто нравиться. А ведь ты можешь! Ты ещё не настолько стар, насколько себя ведёшь, внешне тоже не урод, да и деньги у тебя водятся. Завидная партия, можно сказать. Почему бы тебе не пригласить Милку на свидание? Держу пари, она не откажется. Развлечёшься, отдохнёшь. Одно свидание ведь ни к чему не обязывает. Понравится – позвонишь ей ещё, нет – ну и чёрт с ней, зато у тебя будет хоть один нормальный выходной. Только занудничай с ней поменьше и молчи загадочно, как ты умеешь – она и не догадается, что будни ты проводишь, как семидесятилетний старикашка. Дирол не успел придумать остроумный ответ: Орбиту пришло смс-сообщение, и, прочитав его, хирург будто бы засиял изнутри. Мечтательная его улыбка не оставляла никаких сомнений в личности отправителя. - Я это, - он засобирался, засуетился, слез со стола, на котором всё это время нахально сидел, набрал себе конфет в карманы халата. – Пошёл я, короче. Ментос передумала. Говорит, что соскучилась. Ух! – он счастливо зажмурился, подлетев к двери. – Дирол, ты себе не представляешь, как это здорово! Я до неё был таким раздолбаем – к каждой юбке цеплялся, а сейчас – только о ней и думаю!.. Ну, ладно, в общем, пока, не кисни тут, чувак. До завтра! И, махнув на прощанье рукой, упорхнул. Дирол остался один. Конфеты, благодаря Орбиту, уже почти закончились, а вот мандаринов ещё оставался целый пакет, да и чай он заварил в куда больших количествах, чем мог бы выпить один. Мигнул и снова включился свет: в больнице были перебои с электричеством. Никому это, впрочем, не доставляло пока особых неудобств, судя по тому, что Диролу на это никто до сих пор не пожаловался. Он прислушался: нигде не было слышно панических воплей, рыданий или чьих-либо ругательств. Всё было тихо, насколько понятие тишины вписывалось в мерное рабочее гудение больницы. Дирол взглянул на часы: похоже, скоро у больных объявят отбой и приглушат свет в палатах. Он опять засиделся допоздна, хотя чаепитие длилось не больше получаса. За окном было темно. Он снял очки и устало откинулся на спинку кресла, невольно задумавшись о словах Орбита. В самом деле… когда у него в последний раз намечалось хотя бы подобие личной жизни? Всю его жизнь, сколько Дирол себя помнил, отношения с другими людьми давались ему как-то тяжело. Он всегда казался им странным, этаким чудаком, ботаником, помешанным на учёбе, может, даже карьеристом чуть позже, хотя всё, чего он хотел – это как можно более качественно исполнять свой врачебный долг. Когда кто-то, обладающий достаточным энтузиазмом, пытался наладить с ним общение, рано или поздно эти попытки всё равно прекращались, потому что очень мало кто мог выдержать давление Дироловой серьёзности. Постепенно и сам Дирол стал людей немного сторониться, зная, что ни они в нём, ни он в них ничего нужного для себя не найдёт, и сейчас это каким-то образом стало для него совершенно нормальным. Но, возможно иногда… немного легкомысленности не помешало бы? Собственное одиночество устраивало Дирола чуть более чем полностью – тогда, когда он о нём не думал. Он действительно любил свою работу, хоть и говорил большую часть времени, что ненавидит её. И проводил практически все дни в этой больнице, за стенами которой не имелось для него, в общем-то, ничего настолько же важного. И он справедливо полагал, что вряд ли кто-то согласится делить его с работой, как с любовницей, которая даже, скорее, как жена для него, ревнивая и эгоистичная. Просто порой, помимо этой вечной спутницы жизни, с которой непросто было поговорить по душам, Диролу хотелось бы, чтобы рядом, время от времени, был кто-нибудь ещё. Кто-нибудь живой (и, желательно, не рыба). А может быть, это всё-таки влияла на него всего лишь проклятая весна. Милка пришла, как и было назначено, в пятницу утром. - Доктор! – её выкрашенные в нежно-сиреневый цвет волосы были сегодня распущены и струились по плечам, вопреки обыкновению, и ей удивительно шло это светло-жёлтое платье, которое так контрастировало с её обычными фиолетовыми нарядами, перепачканными в краске. – Наконец-то вы смогли уделить мне время! Обещаю, надолго я вас не задержу, - она застенчиво улыбнулась. – Я же знаю, вы человек занятой. Милка с пару месяцев назад лежала в клинике на карантине в инфекционном, и очень, помнится, переживала, что её бросил парень прямо перед госпитализацией. Как всякий художник (и как крайне чувствительная молодая девушка), она была чересчур уязвима к подобным вещам, так что Диролу приходилось тогда подолгу вести с ней вечерами наполовину философские беседы, чтобы она и думать забыла терзаться из-за подобных глупостей. Вообще-то, это была работа психолога, да и в инфекционном отделении Дирол бывал не так уж часто, потому что там были свои законы и порядки – но Милка нравилась ему, она была умной, творческой и обладала огромным потенциалом, так что Диролу было не жалко времени, потраченного на эти беседы. Потом она выздоровела – и вроде как о нём забыла, правда, с прошлой недели вдруг объявилась и снова и зачем-то стала активно искать с Диролом встречи, вот только до этого всё неудачно попадала на те дни, когда Диролу было ну совершенно некогда. - Здравствуй, - он кивнул и чуть улыбнулся тоже. – Рад тебя видеть, Милка. У тебя всё хорошо? Может быть, подумал Дирол, её и впрямь следует куда-нибудь пригласить. Хотя бы просто попить вместе кофе и поговорить, как прежде, о чём-нибудь отвлечённом – а то он такими темпами, пожалуй, и в самом деле может скоро превратится в старика, единственным общением которого станут короткие пятиминутные посиделки с Орбитом в перерывах между работой и его свиданиями (да и то, наверное, скоро и лучший друг перестанет за него цепляться, и работа просто поглотит его целиком). - Чудесно! – сияющая, она опустилась в кресло напротив, и её воздушное платье быстро взлетело и опало при этом движении. – Вы не представляете, насколько! Я хотела поблагодарить вас. Вот, - она достала из сумки на плече конфеты и бутылку коллекционного вина и замотала головой, увидев его неодобрительный взгляд. – Нет-нет, я это обратно не возьму, это самое меньшее, что я могу для вас сделать после того, как вы помогли мне тогда! У меня был не лучший период в жизни, но вы меня так поддержали. Благодаря вам я стала больше верить в себя, доктор! Вероятно, в таком случае приглашение распить это вино вместе после его смены, пожалуй, не прозвучит слишком самонадеянно? Разволновавшись, Дирол пригладил короткие волосы, поправил галстук, который сегодня специально ради этой встречи нацепил на себя и в котором теперь чувствовал себя неуютно. Боже, он так давно не был на свидании, что, наверное, и забыл уже, как это делается. Но весна располагала к безумствам, и, возможно, стоило поддаться ей хотя бы разок… - И знаете, - продолжала тем временем Милка, не подозревавшая о его метаниях. – Я уверена, что только благодаря вам я не опустила руки. Я встретила кое-кого… и, знаете… вообще-то, это ещё секрет, но… - щёки её зарделись румянцем. – Я хотела рассказать вам эту новость первому, потому что это и ваша заслуга тоже. Затем она положила руку себе на живот, ещё не заметный под лёгким платьем, и с безмерно счастливой улыбкой провозгласила то, о чём Дирол догадался секундой раньше: - Я жду ребёнка. Дирол откинулся на спинку кресла. - Я очень за тебя рад, Милка. Это замечательно, - сказал он совершенно искренне и улыбнулся. Он не чувствовал себя разочарованным или, Боже упаси, ревнующим. В конце концов, Милка была прекрасной девушкой и заслуживала самого лучшего в жизни – а он всё равно уже привык к подобному. Да и потом, это ведь была не первая и не последняя его весна. В субботу он решил провести выходной дома, с книгами и телевизором. А в воскресенье в больнице неожиданно случился полнейший аврал из-за массового отравления питьевой водой – в реку кто-то слил токсичные отходы, и больше половины города, несмотря на всяческие домашние фильтры для воды, слегло буквально за пару часов. Первые пострадавшие попали в больницу в пять утра – Диролу позвонили и выдернули его из постели, где он досматривал десятый сон, и, как оказалось, не зря, потому что к полудню в больнице уже остро ощущалась нехватка рук и мест для больных. Более-менее успокоилось всё только к ночи, когда власти наконец предприняли какие-то меры безопасности, и приток больных сократился до приемлимого. Валящийся с ног – бегать сегодня пришлось много и практически беспрерывно – Дирол зашёл в свой кабинет и рухнул за стол, массируя отдающие глухой болью виски. И только через минуту или около того заметил неладное. Все документы на его столе, которые он со среды так и не привёл в порядок, были тщательно рассортированы и разложены в аккуратные стопки. На освобождённом от бумаг пространстве приютился мандарин, под которым обнаружилось две записки, наспех начерканные на вырванных из блокнота листах. Первая сообщала: «У вас очень красивые глаза, доктор. Я их сегодня увижу?» Вторая же, принесённая, видимо, позднее первой, виновато извинялась: «Простите… Не хотел беспокоить. Мне рассказали, что сейчас творится. А я тут со своими глупостями… Так что я прибрался на вашем столе, чтобы у вас было меньше работы. Надеюсь, вы не разозлитесь на меня за это. Хорошего дня, отдохните, пожалуйста, как следует!» Дирол вглядывался в эти записки, пока у него не заболели глаза – теоретически, «красивые», хотя он ни капли в это не верил. Потом он глубоко вздохнул и поднялся из-за стола, захватив «улики». И направился к единственному человеку, которому он мог понадобиться в это время не как врач, а как… как кто-нибудь другой. Тик Так не спал. Он лежал в своей палате один: днём к нему подселили из-за переполненности больницы ещё одного человека (больше персональная палата не вмещала при всём желании), но тот, видимо, оказался шустрым малым и успел куда-то смыться – и Дирол не мог не понять хотя бы отчасти это желание провести ночь где угодно, но не в больнице. На тумбочке возле кровати Тика стояло блюдце, а на блюдце рыжел один из этих дурацких мандаринов, уже очищенных. В свою очередь, в мандарине, ловко втиснутая между неразделённых долек, таяла узкая разноцветная свечка из тех, что обычно втыкают в торт. - Это что? – спросил Дирол рассеянно, указывая на свечу. Тик улыбнулся ему и сел в постели. Он был, как будто, и правда по-настоящему рад его визитам. - Это вместо торта. - Тебе нельзя это есть. Тем более, с воском. - Я знаю. Но торт мне нельзя ещё больше, разве нет? – Тик тихо рассмеялся, усаживаясь на кровати по-турецки. – Мне же нужно хоть как-то отпраздновать. Дирол озадаченно моргнул. - Отпраздновать, - повторил он, как заторможенный робот, ожидая подказки. Тик вскинул на него глаза – зелёные, как молодая трава. Эти глаза были единственным ярким пятном в его облике, и оттого каждый раз ошеломляли Дирола так сильно и так глубоко. Там, в этой яркой зелени, жила Весна – больше, чем где-либо в городе, сейчас и всегда. - У меня День рождения… Я вчера думал, что вы зайдёте, и я приглашу вас сегодня посидеть со мной, а вас не было. Я… скучал по вам. Поэтому оставил записку – а сегодня понял, что у вас и так много дел, и оставил другую, пока вас не было. - Ох, - Дирол потёр лоб и медленно сел на стул, подтянув его предварительно поближе к кровати. – Да. Точно. Поздравляю. Он огляделся. Мандарины в наличии имелись, а вот какие-либо другие подарки – нет. Вообще, работники больницы Тика любили, практически как всеобщего приёмного сына, но сегодня все были слишком заняты, чтобы уделить ему внимание. Снаружи палаты больница всё ещё гудела разбуженным ульем, но внутри было тихо и почти уютно. Хотя, наверное, это было всё-таки не самое лучшее место, чтобы праздновать свой День рождения. - А что, твой брат сегодня не приходил? – спросил он, тщетно стараясь отделаться от мучительного чувства вины. Тик выглядел удивлённым: - Раф ко мне уже недели три не приходил, он в Италии, по делам. Только звонил сегодня, поздравлял. «В Италии, - подумал Дирол. – Три недели… постойте-ка!» - Кто тогда тебе эти дьявольские фрукты вечно приносит? – нахмурившись, он вновь обвинительно махнул рукой в сторону апельсина. Тик улыбнулся опять. Он очень внимательно смотрел на Дирола. - Миссис Нутелла из регистратуры. Они же вам нравятся, доктор? Эти «дьявольские фрукты»? – улыбка его была согревющей, лучистой. - Мне кажется, что да, но если нет – я больше не буду её просить покупать их. Дирол с минуту смотрел на него в ответ, так же пристально. Он искал подвох, искал ответы – и не находил ничего конкретного; и всё же, всё же не находил и того, что могло бы обнаружить какой-либо скрытый смысл в словах Тика. Но, в конце концов, ему надоело подозревать всех и вся, и он просто рассмеялся – беззлобно, открыто и расслабленно. У него ещё часа два назад закончилась рабочая смена, но он подумал, что больницу ему в эту ночь покинуть, похоже, всё равно не удастся: это был его второй дом, и тут, в отличие от дома первого, нормального – тут его кто-то, как выяснилось, действительно ждал.
Название: "Светлячок" Автор: Red_John Бета: - Размер: миди (по форматам ФБ - 6960 слов) Пейринг/Персонажи: Дирол/Тик Так, Марс/Тик Так Категория: как ни странно, практически джен Жанр: драма, в меру ангста, slice of life, юст, хёрт-комфорт Рейтинг: До R, кажется, не дотягивает, пусть будет PG-13 Краткое содержание: Написано по заявке На-самом-деле-Гость: «Марс/Тик Так|Дирол. Мафия-АУ, Тик Так - заложник Марса. После проигрыша клана Форрест клану Ферреро в какой-то операции Марс срывает злость на Тик Таке, несмотря на просьбы Дирола». + Арт http://savepic.ru/4527501.jpg(примечание: заявка, вроде как, с однострочников, но автор тогда ещё о фесте не был осведомлён)) Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям. Предупреждения: присуиствует намёк на насилие
Братья были так похожи между собой. Таково было первое впечатление, навязанное общей на двоих узнаваемой внешностью. Те же белые, вьющиеся волосы, те же тонкие черты лица, та же открытая, радостная улыбка. Когда они были такими вот улыбающимися, счастливыми, одетыми в простые светлые джинсы и футболки – то в солнечный летний день их было почти не различить. Именно такими они и представали почему-то на немногочисленных совместных фотографиях – по крайней мере, на тех, что относительно легко было отыскать. Потом более внимательный взгляд подмечал различия. В Рафаэлло, с его любовью к маленьким красным деталям в белоснежных костюмах, чувствовалась скрытая, не выставляемая напоказ внутренняя сила, решительность, удачно упакованная в вежливые манеры, тёплые слова и мягкие улыбки, раздариваемые направо и налево. Людей влекло к нему, это правда – и тем больше влекло, чем сильнее он от них закрывался незримым щитом отчуждённости и безупречности; и что-то такое неизбывно печальное было на дне его красных глаз, что говорило: не стоит подходить к нему слишком близко, потому что его жизнь – совсем не та сладкая конфетка, которой может поначалу показаться. А вот Тик Так, напротив, всё ещё оставался сущим ребёнком в его годы: он был куда более искренним, чем его брат, более непринуждённым и, как следствие, куда более жизнерадостным. В мятного цвета глазах читалось неиссякающее живое любопытство человека, вынужденного проводить жизнь, в основном, внутри больничных стен, а потому стремящегося узнать об окружающем мире как можно больше, хотя бы из чужих рассказов и из книг. В тот же цвет были выкрашены кончики художественно отросших за последнее время волос: этот ребёнок явно намеревался бунтовать против окружающей его извечно больничной белизны. И только те, кто знали этих двоих достаточно хорошо – а таких было совсем немного, в виду редкой избирательности первого и затворнического образа жизни второго – могли сказать, что первое впечатление схожести было всё-таки верным. Потому как у них обоих – под элегантным изяществом Рафаэлло, равно как и под болезненной измождённостью Тика – имелся какой-то твёрдый внутренний стержень, не позволяющий им сломаться ни при каких обстоятельствах. И оба они знали всегда куда больше, чем готовы были признать. Только этим обстоятельством Дирол мог объяснить то спокойствие, с которым Тик сказал ему на следующий же день после того, как оказался в этом доме: - На самом деле, я ведь заложник, да? И Марс… человек, на которого вы работаете, доктор… он не отпустит меня просто так. Он что-то хочет от моего брата. Дирол внимательно на него посмотрел поверх очков – и вдруг отчётливо осознал, что скрывать что-то и дальше будет бессмысленно. Видит Бог, лгать этому мальчишке получалось у него всё тяжелее – он и так не слишком хорошо с этой задачей справлялся, надо признать. Он вспомнил ещё, как в начале их знакомства, когда они были всего лишь доктором и проблемным пациентом (а не надзирателем и заключённым), он подумал: не бывает таких наивных людей, парнишка что-то скрывает, он просто не может – не должен! – быть таким легковерным. Тик Так жил в мечтах, в каком-то своём, радужно-светлом мире, где все были добры и честны друг с другом, где мёртвые золотые рыбки не спускались в унитаз, а уплывали обратно в океан, и где каждого в жизни ожидало какое-нибудь приключение, подобно тем, что описывают в книгах: с опасностями, с магическим вмешательством высших сил, с обретением вечной любви и крепкой дружбы в процессе – и, конечно же, со счастливым концом. И лишь затем, прообщавшись с Тиком достаточно долго, Дирол понял, что в действительности в глубине этого радостного существа прятался настоящий Тик Так – тот, который прекрасно осведомлён был об истинном положении вещей в мире реальном, но, тем не менее, всё равно продолжал надеяться на то, что собственной верой в обратное можно всё исправить. Однако, видимо, и для него наступило время отказаться хотя бы от части своих иллюзий. Госпожа Реальность всегда была довольно жестокой к таким мечтателям. Дирол промолчал, потому что ответить ему было совершенно нечего. Тик, невесело улыбнувшись – семейная черта, «улыбайся, даже когда тебе плохо, потому что есть люди, которым твои страдания причинят боль» - и дотронувшись до руки доктора сухими, горячими пальцами, зашептал взволнованно: - Раф впутался во что-то плохое, я знаю… Все эти дела, все эти таинственные ночные исчезновения, все эти опасные люди, которые в последнее время заводят с ним знакомства – он думал, я не замечаю. Он думал, что я, раз постоянно нахожусь в очередной клинике, не буду к нему приглядываться. Но он мой брат! Моя единственная семья!.. И вот я здесь, меня привезли среди ночи и не выпускают, и мистер Марс спрашивал меня о Рафе… не отрицайте ничего, доктор. Я участвую теперь во всём этом, против воли. Я не могу не переживать за него, вы понимаете? Так что – просто скажите, насколько глубоко он увяз. Насколько всё это серьёзно? Дирол потрогал его лоб: у Тика опять поднималась температура. Нехорошо: небось, опять умудрился простудиться, как будто мало было всех остальных хронических его болячек. - Так, - сказал он строго, будто бы пропустив всё сказанное мимо ушей. – Поставишь сейчас градусник – и спать, как измеришь. А если выяснится, что ты снова выходил ночью на балкон, я тебе специально куплю персональный ректальный термометр. И буду ставить каждый день, чтоб неповадно было. Тик Так прикрыл глаза и кивнул, не став добиваться ответа.
***
Иногда Дирол думал, что ему следовало бы пойти в патологоанатомы. Тогда бы ему приходилось бы иметь дело исключительно с трупами – невозмутимыми во всех отношениях ребятами, молчаливыми и неподвижными. Словом, мертвецы в его мечтах были, ни много ни мало, идеальными пациентами: они бы не доставали его жалобами, не закатывали бы истерик при виде шприца, не нагружали бы его лишней работой и не выводили бы из себя своей перманентной глупостью. И, уж конечно, ни один труп не заставил бы его волноваться за него с таким завидным постоянством, как заставляли некоторые живые. Дирол всё никак не мог поверить, что всё это действительно случилось именно так, как – он предпочитал себя не обманывать – и должно было случиться: Тик Так стал заложником Форрест и начал, по крайней мере, догадываться о той роли, которая ему и его брату уготована, а сам Дирол, как его лечащий врач (и верный человек клана Форрест, он не уставал напоминать себе об этом с едва уловимой горечью), вызвался за ним присматривать и здесь. А поскольку события развивались, если судить объективно, вполне закономерно, то вполне ожидаемо было и то, что на мальчишку обратит внимание Марс. И каждый раз, когда босс приходил в эту комнату, в которой Тика содержали, каждый раз, когда тот с неизменной ухмылкой щурил на мальчика свои тёмные, насмешливые глаза, когда выдыхал сигаретный дым ему в лицо – каждый раз Дирол чувствовал себя, чёрт побери, в точности как курица-наседка: напряжение сковывало его изнутри целиком, и он невольно следил за каждым жестом шефа. Разумеется, он хорошо понимал, что вздумай Марс причинить «птенцу» вред – и он не сможет его остановить. Не станет: достаточно будет приказа. Да и, в конце концов, зачем бы, думал он временами. Марс был гораздо больше, чем просто работодателем, он был главой Семьи, которой Дирол присягнул в своё время на верность… а Тик Так, в таких обстоятельствах, не должен был быть ничем больше, кроме как вверенным ему пациентом, но каким-то образом даже такая формулировка оставляла Диролу целый ворох конфликтующих друг с другом обязательств. В общем и в целом, Тик вёл себя образцово. Не пытался сбежать, не дерзил Марсу при его визитах (терпел даже дым, которым очень старался не закашливаться, но, конечно же, тщетно), ел, что дают, и не пытался больше вызнать лишнюю информацию. По-прежнему совершенно искренне улыбался Диролу и всем, кто заглядывал к нему время от времени – особенно зачастили неразлучная парочка лоботрясов Натс и Сникерс: Натс приносил ему книги (правда, больше какие-то сложные, научные, за разъяснением терминов в которой Тику приходилось обращаться к Диролу), а Сникерс – известный ловец удачи, переломов, ссадин и шальных пуль по ногам – рассказывал разнообразные весёлые истории, произошедшие с ним самим или выдуманные. Да, Тик Так был чужаком, более того – он был чужаком со стороны проклятых Ферреро, родным братом одного из самых опасных их противников. И в то же время все здесь понимали, что сам Тик не был виноват абсолютно ни в чём. Рафаэлло до последнего пытался его спрятать от всех этих мафиозных дел, не подозревая даже, что благодаря Диролу разузнать о нём для Форрест не составит ни малейших проблем. Они понимали, что нельзя было предъявлять ему претензии касательно того, о чём он даже не был в курсе – и Дирол был почему-то благодарен им за это понимание. Только однажды Тик Так решился рискнуть, продемонстрировав этим поступком, что всё-таки не собирается забывать, где и почему находится в данный момент. Наверное, за случившееся его тоже вряд ли можно было винить: Дирол уехал на пару часов в свою частную клинику, разобраться с бумагами, а оставшийся за Тиком присматривать Сникерс бессовестно заснул прямо там, в комнате, развалившись на неудобном стуле. Как Диролу потом рассказывали, произошло следующее: Тик, недолго думая, вытащил торчавший из кармана Сникерса телефон, закрылся в ванной, чтобы его не слышали, и попытался дозвониться до Рафаэлло. Итог тоже был вполне ожидаем. Когда Дирол вернулся, у его подопечного было сломано три пальца на правой руке – лично Марсом – и темнел кровоподтёк на скуле. Сникерс дулся и мрачно косился на так подставившего его паренька, зная, что без серьёзного выговора это для него не обойдётся. У злосчастного телефона оказался разбит экран – Диролу сказали, при попытке отнять его у внезапно проявившего крайнюю несознательность Тика. - Ты удивил меня, - сказал ему Дирол тем вечером, внимательно разглядывая его бледное, очень юное лицо. – Неужели нельзя было догадаться, что ничем хорошим это не кончится? Идиот. Ты просто идиот. Тик Так снова улыбнулся ему – светло, грустно. Зачем-то сжал его ладонь здоровой, незагипсованной рукой, и у доктора от этого доверительного жеста вдруг жесточайше разболелась голова: нет, точно, пора в отпуск. Сразу же, как только найдёт, кому мог бы передать этого несносного пациента. - У меня почти получилось. Мне только надо было сказать ему, что со мной пока всё хорошо, - ответил тот, ничуть, кажется, не сожалея о содеянном, и добавил, с какой-то такой странной интонацией, от которой мигрень Дирола только усилилась: - Простите. Я не хотел вас разочаровывать. Больше никто, кроме Дирола, «в гости» к заложнику не приходил – босс запретил. Дружеским посиделкам и рассказам пришёл конец. Когда Дирол вынужден был покидать дом, ему приходилось вкалывать Тику снотворное и запирать дверь комнаты на ключ.
***
- …и там было так здорово, знаете. Не жарко, а тепло, в самый раз, вокруг в лучах солнца летала пыльца, а у меня ещё не было той весной аллергии. Так свободно было дышать. И рядом была река. Мы даже искупались пару раз, хотя вода ещё была прохладная. Раф много смеялся и брызгался. Потом мы отдыхали, лёжа на траве, смотрели в небо… Мне кажется, я с того дня ни разу такого чистого неба не видел. Рассказывая, Тик Так мечтательно жмурился, восстанавливая картину в памяти, и плавно водил по воздуху своими тонкими руками, словно пытаясь передать жестами то, для чего не хватало слов. Дирол, конечно, делал вид, что вовсе не слушает его – он читал книгу, усевшись в кресле спиной к своему самому давнему пациенту, и никак не комментировал услышанное. Он не считал себя склонным к спонтанным сеансам психотерапии, а потому, по его мнению, вовсе не обязан был интересоваться чьи-либо воспоминаниями о семейном пикнике в детстве. Впрочем, внимательный взгляд мог заметить, что при всей своей демонстративной незаинтересованности доктор уже как минимум час рассеянно пробегал глазами по одной и той же странице, не слишком пытаясь вникнуть в смысл написанного, а в самых уголках его губ, обыкновенно строго поджатых, подрагивала едва уловимая улыбка. - Это было давно. Ещё когда Рафа не забрали к себе… те люди, - голос Тика вдруг погрустнел. – Я ничего не имею против них, правда. Но он изменился с тех пор. Стал реже навещать меня. Больше умалчивать о важных вещах. Я с самого начала знал, что с ним происходит что-то неладное – но ведь он так ничего и не рассказал мне. И иногда, когда он не приходит особенно долго… знаете, мне кажется, я теряю его. Раф отдалился от меня. Наверное, это было неизбежно. Тик Так замолк. Дирол нахмурился, по-прежнему глядя исключительно в книгу, и на его лбу, только что разглаженном отголосками чужого тепла, снова залегла привычная складка между бровей. Он всё никак не мог понять, почему Тик даже сейчас продолжает делиться с ним всеми этими откровениями: если раньше, до его похищения, это можно было отнести к обычному доверительному общению пациента и лечащего врача (ну, ладно, допустим, чуть более доверительному, чем Дирол до встречи с Тиком считал необходимым), знакомых друг с другом вот уже несколько долгих лет – то теперь-то, когда любая информация о Рафаэлло могла, теоретически, обернуться как против него, так и против его брата… неужто глупый маленький мечтатель не понимал этого? А брат этот, впрочем, что-то не слишком-то спешил вызволять пленника. Более того, Ферреро, будто назло, развили в последнее время какую-то активную деятельность, на первый взгляд никак пока с интересами Форрест не пересекающуюся – и то же время как будто показательную, нарочито заметную. Они словно бы кичились своей возможностью в любой момент бросить давним противникам вызов. Дирол намеренно не вникал в подробности, поскольку его все эти межклановые войны никак – он верил – не касались, однако ему хотелось бы думать, что чёртовы Ферреро знают, что делают. О чём он думать не хотел совершенно – так это о том, что случится с Тик Таком, если это зайдёт слишком далеко. Оставит ли его Марс в покое, как гражданского, никакого отношения к этому не имеющего? Очень вряд ли. «Мне всё равно, - напомнил он себе раздражённо, сердитым рывком перелистывая надоевшую страницу. – Мальчишка только проблем прибавляет. Как будто мне без него заняться нечем – больные и калечные мафиози, больные и калечные гражданские, Сникерс тот же, как отдельная ходячая головная боль, без малого десятерых долбо… индивидуумов стоит. Переполненная реанимация в больнице. Горы неподписанных документов и отчётов в кабинете. Распоясавшиеся интерны, ничего толком не умеющие. Новое оборудование, которое постоянно ломается! Мне, чёрт возьми, совершенно некогда ещё и за этим дураком ухаживать! Я не профессиональная сиделка, в конце концов.» В этот момент Тик зашёлся приступом сухого кашля, и Дирол, утеряв нить размышлений, обеспокоенно обернулся, хмурясь ещё больше. - Ну, приехали! – проворчал он, вставая из-за стола. – Что это ещё такое? Я говорил тебе балкон не открывать? Говорил. И чай говорил пить горячий, а не остывший. У тебя опять иммунитет в это время года ни к чёрту, знаешь же, так чего усугубляешь, безголовое ты существо? Тик Так тихо рассмеялся в ответ – и снова закашлялся. Сквозь неплотно задёрнутые шторы в комнату лился солнечный свет, и Тик, обыкновенно белый весь, как лабораторная мышь, оказался в это мгновение так ярко подсвечен золотом, что Диролу, поймавшему себя на странном оцепенении, ничего не оставалось, кроме как прекратить ворчать и пойти к дальнему шкафчику за микстурой. Затем взгляд доктора случайно упал на загипсованные пальцы на руке паренька – и Дирол сильно, неожиданно для самого себя, вздрогнул всем телом.
***
Гроза пришла, как водится, с подветренной стороны – со стороны всё тех же Ферреро. Дирол не знал деталей операции, проводимой Форрест – что-то связанное с зачисткой одного наркопритона, находящегося на спорной территории, которую по очереди, с переменным успехом, захватывали оба клана. Он, конечно, заранее готовился принимать раненых, но, вообще-то, предполагал, что в операции не должно быть ничего особенно сложного, поскольку в интересах всех вовлечённых сторон было просто дать Форрест разобраться с этим на свой манер и не поджигать фитиль войны, и так опасно тлевший в последнее время. Ферреро, ничтоже сумняшеся, всё равно его подожгли. Даже из дальнего крыла огромного особняка, в котором находилась комната Тика (и, как следствие, новый временный филиал докторского кабинета), было хорошо слышно, как громко взвизгнули по асфальту колёса вернувшихся с операции машин. Дирол как раз заполнял за столом привезённые из клиники бумаги, когда дверь в комнату вдруг распахнулась с такой силой, что с грохотом ударилась об стену. На пороге стоял Марс, и он был, по всей видимости, очень, очень зол. Он посмотрел на приподнявшегося в кровати при его появлении Тика так яростно, словно это он был виноват во всех его бедах. Дирол оторвался от просмотра очередного отчёта от своего заместителя и вопросительно глянул на босса. - Ферреро вмешались и всё сорвали. Кит Кат убит – напоролся на Гарден. Линдт тяжело ранена, - Марс негигиенично сплюнул на пол и повернулся к доктору. – Сучий Рафаэлло выстрелил в неё четыре раза подряд, а на выходе ещё задел по касательной Пикника. Дирол резко поднялся, краем сознания отметив, что и без того не блещущий здоровым румянцем Тик Так мёртвенно побледнел при упоминании имени брата. - Твоя помощь пока не понадобится, - продолжил Марс, вытаскивая из зубов зажжённую сигарету. – Рядом была больница, а везти их обоих в таком состоянии было опасно. Я хочу, чтобы ты посмотрел их позже, когда местные хирурги их подлатают по минимуму. И тут, видимо, ещё одна наследственная черта внезапно проснулась в Тике. Он приподнялся на локтях повыше, вздёрнув подбородок, и, твёрдо глядя Марсу в глаза, произнёс: - Раф бы такого не сделал. Насколько сильно этот несмышлёныш мог идеализировать образ своего брата? Нехорошее, физически ощутимое внимание главы клана Форрест, похожее на плотное облако никотина, сосредоточилось на подростке. - Неужели? Стало быть, мои старые больные глаза меня совсем подводят, и чёртов пистолет держал не белобрысый красноглазый ублюдок, похожий на тебя, задохлик, как две капли воды? Ты это хочешь сказать? Тон Марса был едким, притворно-спокойным – любому было бы ясно, что капкан вот-вот захлопнется. Тик Так упрямо сжал в линию обветренные тонкие губы. «Молчи, - подумал Дирол, стараясь не поддаться угнетающему предчувствию плохого. – Только молчи, дурак.» - Мне нужно сделать Тику укол, - начал он, вроде как намекая, чтобы Марс оставил их одних. Но Тик Так всё ещё оставался в душе ребёнком, так и не успевшим вырасти за жизнь в четырёх стенах. Ребёнком, который втайне мечтал о приключениях, о справедливости, о мире во всём мире; ребёнком, который верил в благородных пиратов и волшебных существ – и более чем безоговорочно верил в единственного близкого ему человека, заботившегося о нём с самого детства. В конце концов, кроме этой веры, у него больше ничего не было: ни здоровья, ни возможности учиться как следует, ни нормальной жизни – ни даже свободы, теперь-то. - Да. Я именно это хочу сказать, - он выпрямился, взволнованно комкая пальцами одеяло, и не отвёл взгляда. – Вы ошиблись. Это не мог быть Раф. Он бы никогда не причинил никому вреда. Глаза Марса угрожающе сузились, полыхнув тёмным огнём, и Дирол, чувствуя, как по позвоночнику его пробежал цепкий холодок, увидел, как ухмылка босса приобрела отчётливый оттенок предвкушения: очевидно, Марс искал, где бы выплеснуть гнев, вызванный этой неудачей – и Тик Так, где-то подхвативший, помимо простуды (и проклятых переломанных пальцев), спонтанное безумие, по-видимому, только что подал ему блестящую идею. Когда босс пребывал в подобном настроении, себе дороже было вставать у него на пути, Дирол знал. Знал – но всё равно встал, заслоняя Тика собой. Он сделал бы это для любого, поскольку врач, по его глубокой убеждённости, обязан был нести за своих пациентов, пока они не выпишутся, ответственность куда как большую, чем те несли за себя сами. Курица-наседка… ну, ладно. Пусть будет так. - Марс, - позвал он тихо и напряжённо. - Выйди ненадолго, будь любезен. Выражение лица того стало откровенно пугающим. Что-то такое… чрезмерно заинтересованное проявилось в этом лице. Как будто крупный, матёрый волк приметил дрожащего в кустах сбежавшего домашнего кролика. Дирол шагнул вперёд. - Марс, - повторил он настойчивее. – Не делай ничего необдуманного. Он наш залог, разве нет? И Марс посмотрел на него сверху вниз, сверкнув снисходительной белозубой усмешкой – так смотрел бы упомянутый волк на тявкнувшую у его ног собачонку размером меньше его раза в четыре. - Ко всем чертям залог. С сучьих Ферреро должок перед нами. И клянусь, что уж один из них отдаст этот должок сполна. Благодаря своему маленькому милому братишке, - он придвинулся к доктору вплотную, расправив плечи, сощурился ещё немного, и в голосе его неумолимо зазвенело железо: - А вас, доктор, я думаю, ждут сейчас какие-нибудь неотложные дела. Снаружи этой комнаты. Всё ясно? Некоторое время они – Тик, как ни удивительно, додумался-таки замолчать – безмолвно сражались взглядами. Дирол думал о том, что мог бы надавить, что такого квалифицированного врача, как он – ложной скромностью он не страдал – Форрест придётся искать очень и очень долго, если они захотят с ним поссориться. Он был в своём праве, он знал это: это его подопечный находился у него за спиной, это его территория начиналась в этом помещении, пропахшем лекарствами и антисептиком, и это его прямой обязанностью было защищать и территорию, и подопечного этого. А ещё он думал, чем это может обернуться в случае с Марсом, который проблемы свои решал всегда очень просто. Уж ему-то никогда не понадобится совершать четыре выстрела – достаточно будет одного. На каждого из них. Так что… Дирол отступил. Презирая себя за малодушие, но – отступил. Быстрым шагом вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь и так и не оглянувшись на Тика. Улица встретила его сыростью сгущающихся осенних сумерек. Дирол долго дышал прохладным воздухом, засунув руки в карманы накинутого наспех пальто – и не знал, чем бы себя таким занять, только чтобы не вариться в котле из собственных нерадостных мыслей о том, что может происходить в покинутой им комнате. «Вот сейчас бы как раз закурить, - он рассеянно пошарил по карманам пальто в поисках чего-либо, что могло бы помочь ему скоротать время. – Или напиться. Да, было бы, пожалуй, в самый раз… если бы я не был врачом до мозга костей и не считал это напрасной тратой ресурсов организма. Мда. Мне нужно поработать.» Но для осуществления этого намерения необходимо было либо вернуться в дом, либо покинуть его и поехать в клинику; Дирол не мог себе позволить ни того, ни другого. Перспектива вернуться смутно порождала в его воображении возможность услышать крики Тика – если тот кричал – и он был предельно уверен, что не смог бы этого вынести. Однако и отдаляться от дома на достаточное расстояние ему не хотелось: ноги его, обретшие вдруг собственную волю, просто отказывались повиноваться и покидать территорию особняка. Потому что, если он вдруг понадобится, а его не будет рядом… Проклятье. Никогда он ещё не ощущал себя таким бесполезным, даже когда пациенты умирали у него на руках. Тогда он, по крайней мере, мог говорить себе, что сделал всё, что было в его силах. А теперь… Он успел обойти весь немаленький особняк уже несколько раз (к заветному западному крылу предусмотрительно не приближался), обзвонить по второму кругу всех дежурных в клинике, чтобы быть в курсе дел, договориться с одним знакомым из службы перевозки для доставки некоторого оборудования в клинику и разгадать кроссворд в вытащенной из почтового ящика возле ворот газете, когда снова увидел Марса. Тот стоял у входа в то самое западное крыло и задумчиво курил, прислонившись к косяку. Дирол по привычке нацепил очки, чтобы видеть лицо собеседника, а не только его расплывчатые очертания – и тут же пожалел об этом, потому что заметил у Марса на щеке глубокие царапины, явно оставленные чьими-то ногтями. Понятное дело, чьими. - Я не убил его, - сказал Марс спокойно, когда Дирол приблизился. – И даже не покалечил… сильно. Во всяком случае, старался больше не ломать кости. Дирол ничего не ответил. Руки его, так и спрятанные в карманах, то сжимались в кулаки, то разжимались в бессилии, будто бы сами собой. Нехороший симптом. - И мне кажется, - Март затушил сигарету пальцем и вновь очень внимательно на него посмотрел. – Что кое-кто тут слишком привязался к нашему одомашненному Ферреро. - Он не один из них. Марс улыбнулся и пропустил его внутрь, посторонившись. - Разумеется. Надеюсь, ты сумеешь повторить это, когда он перережет тебе глотку твоим же скальпелем, док, - донеслось ему вслед. Тик Так лежал, закутавшись в одеяло до самых глаз и отвернувшись к стене. На одеяле можно было различить едва заметные брызги крови – на полу их было больше. Разметавшиеся по подушке светлые волосы Тика, всё ещё сохранившие след бунтарской зелёной окраски на концах, полностью закрывали его лицо. Это было не по правилам, но Дирол, отвернувшись к столу, всё равно спросил: - Обезболивающее? - Да, - голос Тика был хриплым, еле слышным. – Если можно. Дирол молча вскрыл новую упаковку мощного анальгетика из аптечки, налил в стакан воды из графина и вручил всё требуемое Тику, осторожно прикоснувшись к его плечу. На туго обтянутом кожей запястье, показавшемся из-под одеяла, темнели совсем свежие синяки, оставленные чьими-то грубыми, чересчур сильными пальцами. Такие же синяки обнаружились на подбородке и на белой шее паренька. Губы его были сплошь испачканы багряным и окрасили в тот же цвет воду в стакане. Правая скула, пострадавшая ещё при памятном инциденте с телефоном, обзавелась дополнительными ссадинами. Дирол вздохнул. Ему нестерпимо хотелось отложить неприятную часть как можно дальше, однако это было чревато последствиями, и ему пришлось сказать: - Я должен осмотреть тебя. - Хорошо. Тик Так послушно разделся. И под одеялом, разумеется, всё было гораздо хуже. Сине-фиолетовый узор разбегался по всему дистрофичному телу почти равномерно – за исключением правого бока и бёдер, где концентрировался особенно заметно: одно ребро на ощупь было, вроде как, не сломано – но Дирол подозревал появившуюся в нём трещину, хотя без рентгена сказать было сложно. Дышал Тик, во всяком случае, с явным усилием. Марс, может, и старался – да что толку, когда кости этого болезного крошиться могут так же легко, как сахарное печенье. Помимо синяков, присутствовали многочисленные царапины, а на шее и плечах, кроме того, остывали точечные ожоги, будто оставленные зажжённой сигаретой. Пока Дирол обрабатывал, как мог, все видимые повреждения, оба молчали. Мигрень, словно только этого и ждавшая, вернулась к доктору во всей своей красочности: имелся и ещё вопрос, который он обязан был задать – и никак, против всякого обыкновения, не мог решиться, хотя никогда раньше не страдал ничем подобным; да и Тик Так не рвался ему помочь в этом, несмотря на то, что обычно сам рассказывал всё необходимое. - Внутренние повреждения? – наконец осведомился Дирол, внешне безразличный. Тик отвёл взгляд. Дирол посмотрел, с каким явным дискомфортом тому даётся относительно сидячее положение в кровати во время обработки ран – и сжал зубы. Он не хотел строить никаких догадок на этот счёт. Просто не хотел – только никто его не спрашивал. - Тик. - Да… есть. Я думаю, есть. Я не знаю. Никто его не спрашивал: догадки строились сами, по своей воле, ускоренно эволюционировали и превращались в выводы. - Он бил тебя. - Да. Дирол помедлил. Формулировки следовало подбирать осторожно. - И… не только. Кое-что, помимо рукоприкладства и ожогов. Я прав? Тик посмотрел на него. Помедлил тоже – и ответил, хотя Дирол и так достаточно прочитал в его глазах: - …да. Они помолчали ещё немного. Тик Так осторожно откинулся головой на подушку, глядя исключительно в потолок, а у Дирола перед мысленным взором без единого звука рушилась какая-то маленькая, но безусловно важная часть установившегося мироздания. Он наблюдал за этим отстранённо, безучастно, как наблюдают порой крушение догорающего на пожаре старого дома: и сделать уже ничего нельзя, и стены всё равно были ветхими, и крыша протекала, да и вообще не надо было зажигать в этакой развалине свечи – однако приходит ясное осознание, что жить теперь, в общем, совершенно негде. - Он снимал меня на камеру в телефоне, - вновь подал голос Тик. – Я боюсь, что он… отошлёт фотографии Рафу. Тогда не избежать беды… Дирол встал, собираясь взять в столе резиновые перчатки и продолжить осмотр. Вернее, намеревался встать – но тут цепкие маленькие пальцы уцепились за его халат и потянули его на себя, и Диролу пришлось наклониться к Тику ближе. - Что… Сухие и тёплые губы прижались на мгновение к его щеке. Надо сказать, мгновение это показалось для Дирола очень, очень долгим. - Дирол… - Тик предпринял невозможную в его положении, однако на удивление успешную попытку ободряюще улыбнуться. – Не переживай за меня так сильно, пожалуйста. Я… буду в порядке. Честное слово. Я не фарфоровый и не хрустальный, чтобы разбиться от… - улыбка его едва уловимо дрогнула. - …неосторожного обращения. Я буду в порядке, я обещаю тебе. Впервые за все эти годы знакомства он назвал его по имени и избавился от дистанционно-вежливого «вы» в обращении. Старый дом догорел и обвалился внутрь себя, а жизнь тем временем не стояла на месте и всё усложнялась, закручиваясь в какие-то совсем уж непонятные спирали. - Я останусь на ночь, - сказа Дирол уже позже, закончив со всеми необходимыми процедурами. – Почитать тебе? - Почитай, - согласился Тик, протягивая ему потрёпанную толстую книгу. Это была книга сказок, привезённая им ещё из дома. Самая любимая, едва ли не заученная наизусть книга, в которой он, наверное, черпал какие-то внутренние силы.
***
С неделю после этого Дирол спал мало и беспокойно, урывками, схватывая кошмары и не дающую нормального отдыха липкую дрёму. На седьмую ночь, так же безрезультатно проворочавшись несколько часов в кровати, он некоторое время размышлял, выпить ли ещё немного валерианы для успокоения нервов или по сложившейся за годы привычке использовать образовавшееся свободное время для работы – и выбрал, конечно же, второе. Вследствие чего поехал в особняк, надеясь тихо забрать из своего «кабинета» кое-какие бумаги и уехать, никого не разбудив. Будить и не понадобилось: из-под двери Тика, единственной во всём доме, пробивался слабый свет, принадлежащий, как оказалось, включенному телевизору. Обитатель комнаты балансировал на одной ноге, стоя на полу, и пытался, по всей видимости, сделать «ласточку». - Ну, и что ты, по-твоему, делаешь, горе луковое? – Дирол сердито нахмурился, прикрыв за собой дверь, и строго скрестил на груди руки. – Тебе перечислить ещё раз все твои травмы, при которых тебе прописан постельный режим и здоровый сон? Марш в кровать. Тик Так встал прямо – и тут же согнулся, обхватив рукой бок: трещина в ребре и впрямь имела место быть. - Мне почти всегда прописан постельный режим, - Тик улыбнулся, отдышался и распрямился снова. – Я так всю жизнь проведу лёжа, а мне бы этого не хотелось. Прости… не спалось. Плохие сны, - он будто бы оправдывался. – И я решил заняться йогой, как раз поймал пару дней назад нужный канал на кабельном. Я читал, что йога – это отличный способ восстанавливать здоровье. Со стороны телевизора действительно слышалось бормотание в духе «…а сейчас примите позу получерепахи и очистите свой разум». Дирол закатил глаза. - С треснутым ребром не занимаются йогой. Не превращайся в ещё одного Сникерса, который встаёт на свой скейт, не зарастив ещё свежий перелом. - У меня нет перелома, а с трещиной заниматься можно. Я уже научился правильно дышать и контролировать энергию тела. И мне правда уже лучше, смотри! Под скептическим взглядом доктора Тик сделал глубокий вдох и попытался повторить за дамочкой на экране позу той самой получерепахи. И, разумеется, едва не упал, потеряв зыбкое равновесие. Дирол подхватил его и осторожно поставил на ноги. Это всё-таки было определённо выше его понимания – то, что творилось в голове у этого чудака. Подумать только, йога! В плену у настоящей мафии, у врагов его брата, один из которых совсем недавно – мысль Дирола привычно споткнулась на формулировке – причинил ему немалый физический и моральный вред, Тик Так всё ещё немыслимым образом вёл себя так, будто с ним не происходило ничего из ряда вон выходящего!.. Думая об этом, Дирол пропустил момент, когда лицо Тика внезапно оказалось слишком близко к его собственному. Он мог разглядеть все мельчайшие ссадины на его щеке, все микроскопические трещинки на приоткрытых губах и все до единой белые ресницы. - Ты должен больше беречь себя, - упрекнул он его, мельком удивляясь про себя, почему же абсолютно не возникает рефлекторного желания отодвинуться подальше от наглого нарушителя личного пространства, в другое время и с другими людьми Диролом ревностно оберегаемого. Тик Так кивнул, глядя ему в глаза и всё ещё улыбаясь. Он совсем не походил сейчас на чьего-либо заложника. Его взгляд был таким… внимательным. В уютной тишине, прерываемой звуками демонстрации очередной дыхательной техники на экране, Тик медленно поднял руку и мягко надавил на лоб доктора указательным пальцем, разглаживая глубокую вертикальную морщинку от чрезмерной ответственности. - И что ты творишь? – Дирол спросил это, но так и не отстранился, аккуратно поддерживая его под лопатки. - Пластическая хирургия подручными средствами, доктор. Делаем близких людей счастливее, вот девиз нашей компании. Вам не нравится? Дирол хотел бы проворчать, что – нет, ему не нравится, это глупо и бессмысленно, однако разум его невовремя зацепился за сочетание «близких людей» - и не смог выдать ничего связного. И в этот момент, наполненный до краёв неловкостью, недосказанными словами и недосовершёнными действиями, в коридоре послышались тяжёлые, уверенные шаги. Дирол отпрянул от Тика так резко, что едва его не уронил, и в смятении отвернулся к своему столу. Ночным гостем, естественно, снова был Марс. Никого другого в этот час ждать не приходилось. На лице его клубилось в полумраке какое-то странное, хищное торжество – и когда он шагнул в направлении застывшего посреди комнаты Тика, тот едва ли осознанно отшатнулся, сглотнув. Дирол мигом напрягся. - Марс, если ты снова пришёл развлекаться за счёт моего пациента, я вынужден настаивать, чтобы ты… - начал он, но его перебили. - Рафаэлло мёртв. И Дирол, и Тик Так синхронно замерли. Слова обрушились на них, как лавина в горах, и на несколько секунд погребли их под собой. Тик очнулся первым: - Что? Прежде, чем Тик успел испугаться как следует или спрятаться за Дирола, Марс одним слитным движением сократил всё расстояние между ними и схватил его за руку, что-то насильно в неё вложив. Это была узкая красная лента, мокрая от пропитавшей её крови. На концах ленты была золотом вышита фигурная «R». Тик Так узнал бы её из тысячи похожих – ему самому доводилось вдевать эту самую ленту в дизайнерский белый воротник брата. - Нет… - прошептал он хрипло. Марс сдавил его руку сильнее. Его взгляд был совершенно непроницаемым. - Да. Твой братец хотел обменять тебя на кого-то из наших. Только вот старина Ронд, похоже, финт не одобрил, и братишка твой был совсем один. Он, только представь, в одиночку ворвался в наш усиленно охраняемый частный госпиталь и попытался захватить пребывающую там по его вине Линдт. Смекаешь, к чему я веду, задохлик? Он был один, и он растерял всю свою дипломатичность. И весь свой стратегический талант – так хотел получить тебя обратно после тех весёлых картинок, которые я ему отправил неделю назад. У него не было ни шанса. Мы поймали его. И взыскали всё, с него и его семейки причитающееся. Вот как всё было: мы засунули его в машину и отвезли в лес за городом. Отобрали оружие. Превратили его тело в ходячее и бегающее решето пулями, как он превратил в решето Линдт. И как следует разукрасили его смазливую мордашку. Ему ведь так идёт красное, твоему брату, да? О, ещё как! А затем мы заставили сучёныша потанцевать для нас хорошенько, гоняя его по бездорожью. И что ты думаешь? Догнали таки. И поиграли с ним ещё немного. А потом бросили умирать там. Вроде как, дали шанс, понимаешь? Не думаю, правда, что он им воспользуется – так что можешь начинать носить траур. Марс говорил всё это ровным, невозмутимым голосом, и за время его речи Тик не издал ни звука. Лента оставляла на его ладони кровавые отпечатки. Дирол снял очки и, положив их на столешницу, устало потёр переносицу – в серьёзности Марса сейчас сомневаться, увы, не приходилось: вряд ли тот стал бы придумывать нечто подобное для того лишь, чтобы напугать бедного Тика. Да и эта лента… Словом, ситуация развивалась по одному из наихудших своих сценариев, которые только можно было вообразить. - Перед тем, как отключиться, - Марс наклонился к молчащему Тику. – Он назвал твоё имя. Беспокоился, видишь ли, о своём непутёвом младшем братишке. Боялся, что нехорошие Форрест будут и дальше тебя обижать. Очень трогательно. Тик Так был бледен, как погребальный саван. Глаза его сделались абсолютно пустыми, лишёнными всяческих эмоций. - Что вы от меня хотите? – спросил он так тихо, что расслышать его было почти невозможно. – Зачем… зачем рассказываете мне это? Это неправда… Вдруг словно бы некий таинственный демон покинул лидера Форрест: черты его лица самую малость смягчились, из взгляда исчезла эта пугающая хладнокровная жестокость. Он стал выглядеть не менее уставшим, чем доктор. И отпустил руку Тика. - Что я хочу? – он пожал плечами. – Ничего, собственно. Твой брат был сам виноват, что полез на рожон без поддержки и без подготовки. Если бы он счёл за труд придумать план получше – кто знает, возможно, нам всем удалось бы обойтись минимумом жертв в этой истории. Тебя бы, сопляк, просто вернули бы рано или поздно домой, целого и практически невредимого. Только, может, слегка помятого, - Марс коротко хмыкнул. – Но – он сделал свой выбор. Как и все мы. И теперь он, должно быть, уже отправился к предкам, в глухом грязном лесу, в одиночестве и по колено в собственной крови. А ты, - Марс подцепил двумя пальцами подбородок подростка. – Ты останешься жить. И помнить об этом уроке, чтобы не совершать подобных ошибок. Остальные Ферреро позаботятся о тебе, можешь быть уверен. Мне же ты больше не нужен: твоя роль сыграна. С этими словами Марс хмыкнул ещё раз и вышел из комнаты. Ни Дирол, Ни Тик Так не шевелились до тех пор, пока шаги Марса не затихли окончательно где-то далеко в южном крыле. Телевизор продолжал бормотать об асанах и чакрах, но его уже никто не слушал. Наконец Тик повернулся к доктору, всё ещё безотчётно сжимая красную ленту в руке. - Это неправда, - проговорил он твёрдо. Дирол промолчал, нервно протирая очки платком. - Это неправда… Дирол, это же неправда, да? Он малодушно промолчал снова. - Дирол?.. Он ведь соврал мне? Это просто не может правдой. Ни при каких условиях. Не может… я прав ведь? У Дирола немедленно сжало удушьем горло. Сколько раз ему приходилось раньше вот так сообщать о смерти пациента его родственникам – он был уверен, что ничья больше смерть не затронет его, поскольку за годы практики все профессионалы врачебного дела постепенно учились воспринимать смерть в качестве естественной, неотъемлемой части человеческого существования. Но сейчас… сейчас ему по-настоящему больно было смотреть в глаза Тика, в которых гасла, мучительно агонизируя, надежда. Без этой надежды, поддерживавшей его по жизни и горевшей для него лучиком света среди любой окружающей темноты, у Тик Така не оставалось больше ничего спасительного. Без надежды этот мир был страшным, мрачным и не в меру жестоким местом. - Дирол… Он оказался рядом как раз вовремя: у Тика подогнулись колени, и он обязательно упал бы, не поймай его снова твёрдые руки доктора. - Это неправда! - повторил Тик в последний раз, всхлипнув. И громко, отчаянно заплакал от горя и бессилия, захлёбываясь слезами. Он вдруг осознал, что остался в этом недружелюбном мире совсем один.
***
«Не один, - подумал Дирол яростно. – Чёрт меня побери, он не один. Больше нет.» С визита Марса прошло всего полчаса: Дирол вколол Тику снотворное, потому что заснуть самостоятельно тому сегодня явно не светило, выждал немного, чтобы убедиться, что Марс не вернётся. Потом вышел из комнаты, заперев её на ключ снаружи – ключ он предусмотрительно забрал с собой – и направился в гараж, где смиренно ожидал его синий седан с полным баком бензина, только сегодня днём заправленного. Сел за руль и выехал с территории особняка, предварительно захватив кое-какие вещи. У него всё ещё слишком живо стояло перед глазами лицо Тика – раскрасневшееся от слёз, полное беспомощности и немой мольбы. Дирол, почти не осознавая, что делает, поцеловал его в лоб, не в силах утешить как-то иначе, и только потом понял, что этим невольным жестом дал ему, возможно, какое-то обещание, вряд ли исполнимое. Ему не следовало бы брать на себя ещё больше обязательств, чем он уже взял, определив Тика себе в подопечные – не следовало бы, это правда. Но он взял: просто потому, что не мог иначе. «Кое-какие вещи», прихваченные им из особняка, содержали в частности: походную аптечку, в которую были добавлены некоторые необязательные в другом случае инструменты и лекарства, телефон с GPS-навигатором, целый моток бинтов, мощный переносной фонарь и – на всякий случай, мало ли, кто встретится на пути – пистолет. Ехал он быстро, несмотря на таящуюся в темноте ночи опасность кого-то сбить и несмотря на видеорегистраторы, фиксирующие его первое за всю жизнь невиданное превышение скорости. Даже красный свет на светофорах, обыкновенно доктором бескомпромиссно уважаемый и соблюдаемый, в эту ночь не имел для него значения: всё равно в этот час даже в городе дороги были пусты, не говоря уж о трассе за городской чертой. Лес был, конечно, большим, однако Дирол вращался в кругах Форрест достаточно долго, чтобы знать о любимых местечках клана для подобных развлечений. Они были людьми привычки, и сейчас это обстоятельство как никогда могло пригодиться. К тому же, доктор рассуждал так: если Рафаэлло не дурак, он попытается выбраться поближе к шоссе, и тогда заметить его будет не так уж трудно. Кто-то, пожалуй, мог бы назвать это предательством – то, что Дирол собирался сделать. Сам Дирол точно мог бы назвать этот поступок именно так. Он не имел права делать это, если судить объективно: Форрест дали ему в жизни слишком многое, чтобы вот так запросто помогать их врагу. Но Тик Так – ужасный, несносный, глупый Тик Так – верил в людей. Верил так сильно, что вера эта каким-то непостижимым образом стремилась материализоваться и воплотиться в реальность; Дирол всё ещё не понимал её природы, но заряжался ею, сам того не желая, и отчего-то ему, в его-то годы, с его устоявшимися взглядами на мир и на людей, всё равно хотелось стать этой веры достойным. Хотелось быть тем, кто может оправдать её, раз уж никто другой, как выяснилось, этого сделать не мог. «Будь жив, Ферреро, - впервые Дирол смутно пожалел, что не обладает даром транслировать свои мысли другим людям. – Будь жив, когда я доберусь до тебя, заигравшийся в мафию сукин сын. Твой брат ждёт тебя, слышишь? И ты должен, слышишь, Ферреро, ты должен позволить ему дождаться. Я не буду говорить, что вытащу тебя даже из Ада – но скажу лишь, что Ад и любое другое место, куда ты намерен отправиться после смерти, покажется тебе расслабляющим курортом в сравнении с тем, что я тебе устрою, если ты снова заставишь своего брата плакать, даже если ты уже будешь в могиле. Так что дождись меня. Тебе нужно только продержаться до моего приезда, Ферреро. Давай, прояви своё знаменитое семейное упрямство. Докажи, что ты стоишь того, чтобы Тик Так тебя ждал. Будь жив. Больше от тебя ничего не требуется.» Он не знал, сколько времени уйдёт на поиски Рафаэлло, даже если зона поиска была примерно известна. Не знал, что будет делать, если Рафаэлло решит умереть прямо во время операции – или если он уже мёртв, и в лесу обнаружится лишь его труп. Не знал, что скажет Тику, если не сможет выполнить задуманное. Не знал, где достанет кровь среди ночи, если потребуется переливание. Не знал, как поступит, если обнаружится, что Форрест следили за ним. Не знал, как объяснит всё Марсу и как вообще сможет спрятать обоих братьев от всевидящего ока мафии – или хотя бы одного из них, потому что заботу о Тике он оставшимся Ферреро доверять в любом случае не собирался: они уже «позаботились» о Рафаэлло, и что из этого вышло? В общем, Дирол не имел ни малейшего понятия, как будет из всего этого выкручиваться, чем бы ни закончилась эта внезапная ночная поездка. Он знал только, что больше не посможет смотреть Тику в глаза, если хотя бы не попытается исправить то, что натворили члены его так называемой Семьи. Во мраке ночи, среди проносящихся мимо чёрных домов и деревьев, Дирол думал о маяке, освещающем путь заблудшим кораблям. Думал о цветочной пыльце, парящей в солнечных лучах, о весенней траве, о чужой улыбке, исполненной надежды. Думал о поцелуе, от которого, казалось, щека до сих пор отдавала нездешним теплом. Думал – и жал на газ, ускоряясь. Ему срочно требовалось чудо.
Плох тот Зецу, который не мечтает стать деревом. (с)
Название: Разговор на краю Вселенной Автор: Stanly I Размер: мини Пейринг/Персонажи: Марс/Аквилон (он же Рафаэлло) Категория: преслэш Жанр: ангст, романс, сонгфик. Рейтинг: PG Краткое содержание: Если смертные перестают верить в бога, он должен уйти. Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям, арт - Opossum-art и Sylenth, песня - Тэм Гринхилл. Фанфик также выложен здесь - это тоже я. читать дальше
Прослушать или скачать Тэм Гринхилл Ветер севера бесплатно на Простоплеер Ветер Севера, Спой мне о доме моём, Что посмела забыть. В небо серое Мы на рассвете уйдём До Чертогов Судьбы… Лёд дробят у крыльца Кони Часа Конца В ожидании зова последней трубы.
На краю Вселенной мерцали звёзды… Прозрачно-невесомые шлейфы дальних, чужих галактик медленно кружились в необозримом пространстве космоса. Их невероятно далёкий нежно-холодный свет пугал даже тех, кто считал, что не умеет бояться. На краю Вселенной на звёздных лучах сидели двое. Взоры их были устремлены вниз, на алмазную россыпь созвездий под ногами. Где-то там, в сердце галактики, находилась планета, которую последнюю тысячу лет они называли домом. С которой теперь их гнали прочь те, кто когда-то позвал. Алый плащ одного из них бросал красноватые блики на светлые крылья второго. Огонь и ветер – непримиримые соперники когда-то, сейчас они мирно сидели бок о бок, глядя вниз с одинаковой грустью. – Я не могу понять, – ожесточённо проговорил тот, кто был в алом плаще, и в голосе его слышались отзвуки металла и хриплый треск пожарищ, – почему так! Сотни планет сменилось в моей жизни, но я так и не понимаю, почему смертные, такие слабые и ничтожные, могут призывать и прогонять нас, когда им заблагорассудится! – Это Закон Мирозданья, Марс… – снежной вьюгой, гибельно-вкрадчивым шёпотом ветра отозвался его собеседник. – Однажды я найду способ обойти Законы Мироздания и остаться, – медленно произнёс бог войны, сжав кулаки. – Ты и сам знаешь, что это невозможно. – Я смогу. Северный ветер задумчиво покачал головой. Сын Астрея был намного старше Марса, и не сотни, но тысячи планет когда-то называл домом. Но никогда ещё на его памяти не было такого, чтобы кто-то обошёл один из Законов Мироздания. Если смертные перестают верить в бога, он должен уйти. Звонким вереском Спрячутся наши следы, И не вспомнят о них. Кто поверит нам – Рыцарям падшей звезды Из отвергнутых книг? Пусть в узоре времён Ни стихов, ни имён, Но напомнит забывшим их полуночный крик.
– Ну уж нет, – сердито фыркнул Марс. – Я не позволю забыть себя! И тебя, Аквилон, тоже! – Он резко встал, и плащ его распахнулся, на сияющей красной ткани мелькали картины тысяч битв. Дым, пожар, насилие, убийства, кровь… реки крови… Аквилон отвернулся. – Нарушив Закон Мироздания, ты погибнешь навсегда. Марс повернулся к нему; те же картины мерцали в его алых глазах, но стоило встретиться с ясным взглядом бога северных ветров, как гнев улёгся, сменившись глухой тоской. – Разве ты не устал странствовать меж звёзд? – прошептал он, жадно вглядываясь в вечно юное лицо своего собеседника. – Разве ты не хотел бы обрести навечно свой дом на одной-единственной планете? Разве не был бы ты счастлив, Аквилон, если бы никто не смел гнать тебя из твоего хрустального дворца, никто не мешал бы тебе спать на мягких облаках под одеялом из метели, а не на узких звёздных тропах? Молчи, я знаю, точно знаю, что ты бы хотел… Он сам не заметил, как в пылу подошёл слишком близко, прижавшись вплотную, сжал тонкое запястье Северного ветра, и искристая бело-голубая ткань затлела под его жаркими пальцами. Аквилон нежно коснулся раскрытой ладонью щеки пламенного бога войны. – Марс, не желай меня так сильно, прошу… ты меня сожжёшь… Он знал, знал, что не выйдет из этого ничего хорошего. Но острые искры слов Марса всё равно уже достигли сердца и загорелись там, раня душу и туманя разум, рисуя такие заманчивые видения…
Словом брошенным Будет разрушен покой И живое тепло. Мелким крошевом Мир под жестокой рукой, Как цветное стекло… По веленью творцов Нам смеются в лицо! От руки неумелых умирать тяжело.
Губы в губы, лихорадочным шёпотом, торопливо, словно кто-то может услышать… – Мы не можем… мы не можем, Марс… разве тебе не жаль их будет? – Они слабы. Они созданы, чтобы быть рабами. Закон Мироздания не мешает нам управлять ими… Мы можем всего лишь запретить им неверие – и всё… – Мы не властны над сердцами смертных… – Я не хочу расставаться с тобой из-за них! – Так пойдём вместе… – А если на той планете, куда тебя призовут, не будет войны? Аквилон улыбнулся. – Тогда мы её придумаем, Марс.
Сон безвременный В липкой глухой тишине Переписанных фраз. Ядом медленным Ложь в почерневшим вине – Дар последним из нас. В окна бьётся рассвет, Больше времени нет, Мы достигнем Чертогов в установленный час.
– Нас, наверное, уже ждут остальные. Идём. – Кто только придумал прощаться с планетой, откуда нас всё равно выгоняют? – пробурчал Марс, но послушно скользнул по звёздной тропе вслед за Северным ветром. – Мы всё равно прощаемся не столько с планетой, сколько друг с другом. – Но нам с тобой нет нужды в этом. – Мы были не единственными богами этих смертных. Я хотел бы увидеться напоследок с Меркурием, Вестой, Вулканом… Может, пройдут сотни тысяч лет прежде, чем мы встретимся снова. Час Конца слишком прекрасен и слишком печален, чтобы отказываться от него. Марс усмехнулся. Почему бы и нет… Главное, что потом они пойдут по звёздным тропам вдвоём. Соединение его собственной пламенной силы и ясного разума Аквилона – достаточно мощное оружие, чтобы сломить даже древний, как само время, Закон Мироздания, Марс был в этом уверен. Пусть даже только для них двоих – этого достаточно.
Название: Мотыльки!АУ - сборный пост Автор: Opossum-art Форма: арт Персонажи: Марс, Рафаэлло, Ронднуар, Роше, Тик Так, Дирол и другие Категория: джен, слеш Рейтинг: R Исходники: Мать-природа и больная фантазия автора Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям. А мотылечки - сами себе хозяева))
Попав под влияние некоторых личностей, показавших мне снятых на макросъемку мотылечков, я начала их рисовать, и через некоторое время запустился безостановочный процесс.. конфетаризации )))
Мне ничего не оставалось делать, как придумать мотылькам историю. В мире мотыльков все так же, как в мире конфет. С той только разницей, что живут они в лесу.. Предположительно на деревьях. В дуплах? в гнездах? кто знает.. Половину леса крышуют Форресты, другую - Ферреро. Есть еще пока нейтральные территории, на которые претендуют оба клана (например, Дирол живет как раз в таком месте, и к нему бегают лечиться и корова, и волчица и те, и другие))
Так как изначально мотылечков я начала рисовать для команды МРФ, Рафика я "подселила" к Марсу. Их отношения варьируются от "сегун - самурай" (т.к. Марс получился тут малек в японском стиле) до... весьма романтических, назовем это так)) С другой стороны, "самурай" - звание не очень подходящее Рафику. Он служит у Форрестов шпионом, поэтому скорей всего он "ниндзя"... Такой милый белый и пушистый ниндзя)))
У Рафаэлло есть младший брат с кучей болячек, которого на время своих секретных заданий он отправляет к доктору Диролу) Дирол все еще пытается придумать лекарство, которое вылечит этого доходягу, но что-то уже подсказывает доктору, что этот пациент у него надолго...
Рафик внедрился на вражескую территорию, когда "по легенде" вел своего братика к доктору и заблудился. И остался у Ронда и Роше под видом их давно пропавшего кузена О_о Братья Ферреро живо заинтересовались новоявленным "родственником", т.ч. если бы это была японская яойная игра, она называлась бы как-то вроде "Незабываемые эротические приключения Рафаэлло в таинственном лесу"
Все "готовые" персонажи в ряд, в полный рост:
[все мелкие картиночки - больше по клику]
Тайное донесение
Время от времени Рафаэлло передает Марсу секретные документы, которые ему удается стырить у Ферреро))
Сами Ронднуар с Роше слишком заняты выяснением отношений - кому достанется Рафаэлло? Поэтому документов наш отважный шпион умудряется раздобыть предостаточно))
Но т.к. пвп я успела нарисовать только для команды МРФ, будем считать, что устоявшиеся отношения у Рафика пока только с Марсом))
Жалость - это для живых. Завидовать нужно мёртвым.
Название: РРГ Автор: .Лейтенант. Форма: коллаж Пейринг/Персонажи: Роше, Ронднуар, Гарден Категория: джен Рейтинг: G Размер: 1500х1071 Исходники: артSylenth + текстуры и кисти Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям. читать дальше
Название: Buon Natale! Автор: Opossum-art Форма: дизайн для бесплатного дневника Персонажи: Роше Категория: джен Рейтинг: G Исходники: арт авторства Sylenth и разнообразный клипарт Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям.
Переменчивый человек, дерзкий разбойник и игрок с клинком за пазухой и пропуском в ад. /// there's a hell of a good universe next door; let's go
Название: На поиски приключений! Автор: Yotsuki the Airship Pirate Пейринг/Персонажи: Сникерс, Натс Категория: джен Рейтинг: G Дисклеймер: Конфеты и марки принадлежат своим правообладателям.
Сроки годности этого мира истекают еще не скоро (с)
Дорогой фандом! Вы приглашаем вас на новый фест
Этой зимой будет проходить командный фест по пейрингам, Assorti Winter Wars. Сбор команд длится с настоящего времени до 20-го декабря, выкладки будут проходить от 1-го февраля. Подробнее о фесте и о правилах можно узнать по баннеру, записаться в команду или что-то уточнить - там же. Мы ждем всех, в командах в равной мере нужны любые креативщики, а фесту - читатели. Приходите, вы не пожалеете
Дорогой фандом! Так как на фикбуке нам отказали в выделении собственного тега, мною был найден альтернативный выход из положения, а именно - сборник Assorti. Я предлагаю всем делиться в этой записи ссылками на фики по нашему фандому, выложенные на фикбуке, чтобы создать на данном ресурсе хотя бы относительно удобное хранилище, а не перелистывать сотни фанфиков по тегу антропоморфики. Аналогично, если вы не хотите, чтобы ваш фик присутствовал в сборнике, можно отписаться в этой записи, и я его удалю. Всем чай и конфеток
В корзинках-тыковках, мешочках и ведерках у разнаряженных в забавные костюмчики детей- только какие сладости не найдутся)))))) Разные леденцы- мятные, шипучки, виноградные и апельсиновые, а так же цветные тянучки)))
И маленький бонус- пончик и Эклер. Пончик пухлый розоволосый мальчишка- влюбленный в своего коллегу-француза Эклера))))
Сроки годности этого мира истекают еще не скоро (с)
Началась выкладка, приходите
Приглашаем всех на новый Ассорти-фест, посвященный грядущему Хэллоуину! Правила феста очень простые, объемы работ - маленькие, а сроки - щадящие, поэтому ждем всех Подробнее о правилах и сроках можно узнать по баннеру; распространение приветствуется =)